Король проводил вспыльчивого посетителя пристальным взглядом. В какой-то момент он дернулся, словно желая остановить Николаса, но потом передумал и остался стоять возле окна. Кардинал Линн выглядел озадаченным всем произошедшим, но никаких слов, кроме слов поддержки, произносить не собирался.
– Как снег на голову, – прошептал его высокопреосвященство, полагая, что король не услышит его. Но король Эдуард услышал:
– Как гром среди ясного неба – так вернее будет сказать, – вздохнул его величество.
Глава 12. Тревоги Анны-Марии
Парк возле королевского дворца славился не только своим привилегированным расположением. Среди множества ничем не примечательных дорожек, среди множества самых обыкновенных полянок можно было встретить здесь места воистину живописные и необычайно уютные. Одним из таких мест был берег паркового пруда, окруженный стеной густого кустарника. Казалось, не только любопытный взгляд не мог ничего разглядеть за этой растительностью, но и любопытное ухо не могло ничего услышать.
Однако не указанное обстоятельство ежедневно приводило в это место королеву Софию. Ее величество искала здесь не возможности посплетничать, но возможности побыть в одиночестве, подумать, погрустить. И возможность такую женщина неизменно находила, ибо никто более не решался осквернять своим присутствием «природный будуар» королевы. По крайней мере, днем все было именно так.
Ночью же берег паркового пруда встречал иного гостя. Этот гость бывал здесь редко, но причины его появления всякий раз были делами государственной важности.
Таинственный посетитель королевского парка предпочитал одеваться в черное и даже в снежную погоду своим привычкам он не изменил. Лицо свое мужчина скрывал маской, тело широким плащом с меховым подбоем. Впрочем, приглядевшись к этому плащу и к этой маске, к напряженному взгляду, скользившему по спокойной глади водоема неподвластной ледяному покрову, внимательный наблюдатель без труда мог узнать в незнакомце того, кого Маска называл своим господином.
Господин неуверенно ступал по песчаному, припорошенному снегом берегу, временами бросая беспокойные взгляды на окна дворца, чуть различимые за кронами парковых деревьев, или во мрак за деревьями по другую сторону пруда – туда, где располагалась ограда дворца. Терпение мужчины иссякло еще полчаса назад, и за минувшее с этого момента время он успел подумать обо всех ужасах, очевидно, произошедших с Маской и не позволивших молодому человеку быть подле своего господина этой ночью. При свете широкого месяца была хорошо заметна бледность господина. Без труда можно было различить, как время от времени мужчина сжимал и разжимал кулаки, не то пытаясь согреться, не то отвлекая себя таким образом от собственных тревог.