– Послушай, О’Нил, – не выдержал Роберт, заметив, что Эйдан не сводит с Мэри влюбленных глаз, – быть может, это твой шанс. Как ее старший брат и твой друг, я позволяю тебе ухаживать за девушкой, потому что уверен: если ты завоюешь ее сердце, вы станете прекрасной парой и сделаете друг друга счастливыми.
Лицо штурмана озарилось надеждой… которая тут же погасла.
– Нет, Роберт, – вздохнул он, – я не посмею. Я люблю Мэри-Энн больше всего на свете, поэтому не стану портить ей жизнь. Я мог бы завоевать ее сердце, но оно будет разбито вдребезги, когда ваш отец отвергнет мое предложение и не позволит дочери выйти за безродного ирландца. Он прав: такая девушка заслуживает большего.
– Какие глупости! – с досадой воскликнул Роберт, но О’Нил упрямо покачал головой. В этот момент капитану показалось, что небо над их головами стало темнее.
– Ветер поднимается, сэр! – доложил Хастли.
Мэри ожидала, что в одиночестве ей станет легче: не нужно будет прикладывать усилия и притворяться, чтобы окружающие не замечали, как ей больно. Но легче не стало. Напротив, мысли крутились в голове, подобно темным водоворотам, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Нечего было ждать, не на что больше надеяться. Теперь она не сомневалась в том, что между Кэтрин и Стейном существуют отнюдь не дружеские отношения. Сколько можно себя обманывать? Да, сперва подруге нравился Роберт, но, убедившись, что капитан для нее недосягаем, Кейт увлеклась не менее интересным мужчиной – несмотря на то, что прекрасно знала о чувствах Мэри к доктору Норвуду. А Стейн раз за разом давал понять, что Мэри глупа, ни на что не способна и не достойна его внимания. Она же, наивная дурочка, продолжала убеждать себя, что ей показалось, померещилось, что у нее есть шанс…
Нет и не будет. Все кончено. Возможно, потерю любимого человека она бы пережила, но разом лишиться и любви, и дружбы, и надежды, и веры в собственные силы – это уже слишком. У нее не осталось ничего, даже слез, которые могли унести с собой хоть немного горестей. Только отчаяние, бескрайнее, как простиравшийся вокруг океан.
Мэри бросила взгляд в окно: солнце село, ветер гнал с запада тяжелые грозовые тучи. Пора, Мэри-Энн… Она убедилась, что служанка по-прежнему крепко спит, и выскользнула из каюты. Никто на палубе не заметил, как девушка пробралась на полуют, туда, где сияли кормовые огни. Мэри подошла к перилам, наклонилась и заглянула в густую черноту воды, покрытую серыми клочьями пены. Бездна за бортом не пугала ее. Ей казалось, что там, в глубине, нет ни боли, ни страданий, лишь вечный и безмолвный покой. Гул ветра в снастях смешивался с журчанием кильватерной струи, и эти звуки вдруг превратились в тихую, чарующую песню о том, что вода, как любящая мать, обнимет, влажным поцелуем охладит разгоряченную голову и, прогнав все горести и разочарования, будет баюкать ее в своих объятиях, пока не придет сон, благословенный, глубокий, нескончаемый…