— Куды?
— Это Малые Жуки?! — не своим голосом крикнул Евгений Николаевич.
— Зачем Малые? — важно сказал старик и деловито вытер пальцами уголки губ. — Просто Жуки.
Наступила пауза.
— А Малые? — наконец сказал Евгений Николаевич, но на этот раз так тихо, что даже Марина не расслышала.
Собака замолчала и тоже как будто прислушалась.
— Жуки-то? — уточнил старик, лениво почесывая грудь.
Евгений Николаевич нервно кивнул.
— Туды, — объяснил старик и показал туда, откуда они только. что пришли. — Обогнете пруд и прямо.
— Но мы таки шли, — заметила Генриетта Амаровна.
— Я перепутала, — прошептала Марина. — Нужно было обойти пруд слева.
И они вернулись назад.
В Малых Жуках решили сделать привал. Был седьмой час. Генриетта Амаровна достала из пакета бутерброды, а Марина пыталась вспомнить, куда идти теперь. Но времени на размышления не было.
Когда наконец увидели указатель «Кукушкино гнездо», начало смеркаться, и Елена Викторовна не выдержала:
— Я устала. Мне все это надоело. Я хочу есть. А папа сказал:
— Мы почти пришли.
— Да, но нам еще идти назад! — И Елена Викторовна заплакала.
Когда отыскали водокачку и нашли раздвоенное дерево, было уже темно.
— Посвети. — Папа дал Марине фонарик, а сам стал копать.
Елена Викторовна ждала, что он найдет чемодан, а может, кованый сундук, набитый золотыми монетами. Но Евгений Николаевич вытащил из земли бутылку, обыкновенную бутылку из-под шампанского.
— Этого не может быть, — тихо сказала Елена Викторовна. — Он над нами издевается.
Как и в первый раз, в бутылке оказалось письмо. Папа разбил бутылку и стал читать, а Марина светила. Вот это письмо.
Разве я не говорил вам, чтобы вы посадили дерево? Но вы отправились искать клад.
Идите домой, а утром посадите дерево. И смотрите, чтобы это была яблоня, а не какая-нибудь дрянь.
В доме под лестницей стоит жестяная коробка. В коробке — двести пятьдесят долларов. Это деньги для Марины, и пусть она сама решит, как ими распорядиться.
И не забудьте олухи, посадить дерево, а то я встану из могилы и буду вас по ночам пугать.
А теперь идите домой, и пусть это будет вам уроком.
Пахло сиренью, и было тихо. В темноте под раздвоенным деревом стояли четверо.
— Вот дает! — грустно сказал Евгений Николаевич.
И снова стало тихо — так тихо, что было слышно, как соловей опустился на ветку.
«Фюить-Фюить», — пел соловей. Генриетта Амаровна всхлипывала в темноте. Елена Викторовна тоже заплакала. Но это были слезы радости, потому что теперь дед был для них как живой.
А Марине стало страшно. Потому что дед умер и бутылка целый год пролежала в земле. Потому что дед знал, что скоро умрет. И наверное, ему были грустно расставаться с этим миром, где цветет сирень и по ночам поют соловьи.