стиле восьмидесятых. Марли сидит на одном из стульев в длинном ряду. Единственные
люди, которые когда-либо сидят на этих интервью, — члены семьи. Первые несколько
минут все притворяются спокойными, но как только спортсмены входят, всегда наступает
хаос.
Стулья маленькие, но Марли сидит прямо посередине двух из них. Ее локти торчат
вперед, а глаза прищурены, чтобы убедить всех вокруг в том, что это ее место. Она знает, что делать.
— Быстрее садись, — говорит она, подбегая ко мне.
Она садится на одно место, и я опускаюсь на другое, теперь пустое. Две стороны
стульев сталкиваются вместе, мой стул качается.
— Спасибо, что заняла мне место. Где мои родители?
— Завтракают. Твой отец сказал, что они увидят все по телевизору. — Она пожимает
плечами.
Мои родители наблюдали за Реми дольше, чем я. Думаю, они считают, что, если
пропустят последнюю пресс-конференцию, это не будет концом света. Кроме того, из
телевизора, вероятно, будет лучше видно, чем нам. Сейчас большинство репортеров сидят
на своих местах, а операторы выстроились вдоль стен. Но это ненадолго. Возможно, мы
увидим чью-то руку или ногу в толпе, но это маловероятно.
Свет в комнате тускнеет, напоминая мне школу, когда учитель использовал тот же
метод, чтобы успокоить класс. Только здесь эффект прямо противоположный. Ропот и тихие
разговоры усиливаются по мере того, как свет тускнеет, а затем, наконец, все быстро
замолкают. Американская команда сноубордистов входит в зал через одну из дверей за
трибуной. Репортеры тут же вскакивают со своих мест, словно здесь появился президент.
Хлопки, крики, кто-то свистит за нашими спинами.
— Ну вот, опять, — комментирую я и встаю рядом с Марли.
Она громко хлопает, чтобы соответствовать всем остальным.
— Это последний раз Реми. Мы должны поддержать его.
— Хорошо, — говорю я, хлопая как можно сильнее, но в основном для нее, а не для
себя или Реми.
Ее парень выходит первым и стоит в дальнем правом углу подиума. Нокс замыкает
группу, и хотя я клянусь, что это невозможно, он смотрит прямо на меня и замечает меня в
толпе. Его улыбка становится шире, и он подмигивает мне. Вспышки камер, звук
щелкающих затворов. Но он никак не мог видеть меня, стоящую позади всех, и скрытую
пятью сотнями репортеров. Или мог?
Мы с Ноксом только начали наш совместный путь, и мы определенно находимся в
фазе «щенячьей любви», но мой желудок немного сжимается при мысли о том, что он