— Номер Сто семьдесят, — прозвучал голос нес Атиса над самым ухом. — Нет причин для стеснения, проявите инициативу.
Все так же ни на кого не глядя я вытянула руку и положила её на чужое колено. Судорожные трепыхания пальцами едва ли можно было назвать касаниями, но, кажется, руководитель был удовлетворён послушанием и не стал требовать большего.
Кто был тем Проводящим, я так и не узнала, не решившись поднять взгляд.
Остатки круга, вплоть до отбоя, я провела в гигиеническом отсеке. Мне казалось, что меня испачкали, и как бы отчаянно я ни тёрла кожу, эту грязь мне никак не удавалось смыть. Дальше я рыдала, ненавидя свою судьбу, и думала, что было бы гораздо лучше, провались я в какую-нибудь пещеру, убегая тогда от ратенмарцев. Или, может, мне следовало открыть свой возраст, попасть в лабораторию и с честью принять судьбу захваченных тейанок.
Но я струсила. Побоялась страшных сказок, пусть они и имели все шансы превратиться в реальный кошмар. Не нашла сил сопротивляться, стоило услышать о пугающем месте, куда попадали наши женщины. И теперь поделом мне искупаться в этой грязи, давая мерзким Проводящим трогать меня своими кровавыми руками.
Думать о том, что эти парни ещё никому не успели навредить, у меня никогда не получалось. Стоило заметить чёрный цвет в обеденной или на практиках, ставших регулярными, как внутри меня все подбиралось от злобы.
Пусть не они, но, возможно, их отцы окунули руки в кровь по локоть. В кровь моих соплеменников, моих друзей, моей семьи…
Я всех их ненавидела, но что я могла сделать? Что я могла сделать, будучи девятнадцатидюженной девушкой в окружении чужаков? От бессилия и осознания того, что у меня просто нет храбрости не только покончить с собственной жизнью и навсегда избавиться от ратенмарцев, но даже на то, чтобы выдать свой возраст или совершить какую-нибудь невообразимую глупость, чтобы меня наконец сочли непригодной и отправили в лаборатории, я стала презирать себя.
Но самоуничижение не помогло изжить страх, прочно укоренившийся в душе.
К концу четырнадцатой ступени обучения я научилась создавать иллюзию того, будто на практике я действительно пытаюсь осуществить идиотский энергообмен. Не знаю, что на самом деле должно было происходить и что именно мне было положено ощущать, но ничего кроме тлеющего отвращения и гадливости я не чувствовала, стоило только Проводящему протянуть ко мне руки.
Глаз я тоже больше не опускала. Я видела их скользкие взгляды и гнусные полуулыбки, когда они касались моих рук и ног.
Со временем на смену неловким прикосновениям пришли напористые поглаживания. Проводящие старались то и дело коснуться бедра сквозь ткань или дотянуться до шеи. Они сжимали тело всё увереннее, иногда причиняя боль, но руководитель словно ничего не замечал, лишь иногда напоминая, что мы должны терпимее и внимательнее относиться друг к другу, помня, что мы только в начале пути.