– Сука, – произнес он, – что происходит?
За спиной Аарона в непроглядных зарослях камыша с характерным хрустом проломился прикрытый осокой кувшин.
3
Тридцать шесть лет Горст топтал землю и жадно втягивал ноздрями воздух Нортмара, а затем и Оддланда. На тридцать седьмом году жизни секутор имел в своем распоряжении грамоту с оттиском перстня Одда Бауэра, сорок крон, хранившихся в банке Кальтеграда, седло, меч и двух ослов в подчинении. О последних он говорил всякий раз, стоило кружке пива угодить к нему в руки, а ослиной моче, по ошибке принимаемой в Оддланде за пиво, покрыть пеной его усы. За глаза он клеймил Аарона и Рейна ослами, ишаками, а иной раз и хуже, но считал ли он своих людей столь никчемными?
Те, кто по своему скудоумию называли себя друзьями Горста, в один голос бы поклялись, мол да, так и так, и еще по-разному выходит, дескать секутор Горст, чтоб его матушке земля была медом, а вкушаемая в загробной жизни пища пухом, взял на работу болванов, ибо кто же в здравом уме согласится на такую работенку? Иное мнение было у людей, считавших Горста своим врагом. Известно, что не бывает ближе друга, чем враг, и о враге своем полагается знать столько же (а может и более того), сколько о себе самом. Для сведущих людей Горст был хорьком или же лисом, что проникает в курятник и душит там беззащитных, ослепленных ночным мороком кур, и что делать с хорью или же лисом, ни для кого не секрет. Враги секутора слушали байки его «друзей» и про себя, ухмыляясь, думали: «Если Аарон и Рейн такие бараны, то какого ляда Горст еще не целует землю, лежа в канаве?».
Те, кто наводил справки и покупал у нортмарских спекулянтов информацию, быстро приходили к выводу: Горст далеко не идиот, и людей себе он взял отнюдь не последних. Многие после получения заветной информации принимали решение прекратить поиски матерого выжлятника и проглотить обиду, многие, даже располагая фактами, не могли отследить секутора, хотя тот и никогда не прятался, а некоторые (из числа твердолобых болванов, для которых месть – отдельная форма фетиша) и по сей день лежат по лесам да болотам. Что же узнавали эти без меры любопытные люди? Лишь то, что никто и не думал скрывать.
Пауль Штейн был известен в Нортмаре, как Резчик с Седой кручи. Это прозвище редко упоминалось в песнях менестрелей, ибо сердца последних охочи до подвигов как ратных, так и куртуазных. По иронии судьбы кнехт Штейн посвятил свою жизнь именно ратному делу и, если бы не случай, произошедший на востоке Нортмара, глядишь, и имя его не было бы втоптано в грязь. Горст отыскал командира отряда ландскнехтов там, где никто бы не смог накинуть хомут на шею Пауля Штейна.