Это не возрастная деградация памяти.
Это очередное принесение в жертву тебя, твоей жизни – в угоду собственному покою. Чтобы не потревожить совесть – вдруг она заставит трезво взглянуть на свое поведение? Вдруг потребует признать, что ты причинял ребенку боль? Много, долго?
Проще не помнить. Искренне не помнить. Искренне негодовать, когда тебя обвиняют в том, чего ты не помнишь.
И не видеть ужаса в глазах собеседника от существующей в твоей голове параллельной реальности.
Где ты – заботливый родитель, полный любви и пожертвовавший всем ради ребенка.
А унтерофицерская вдова сама себя высекла.
«У тебя должно быть свое мнение!»
Меня так учили. На самом деле это вообще не так! Не должно быть у меня своего мнения по вопросам, которые мне неинтересны или в которых я не разбираюсь!
«Хочешь жить в согласии – соглашайся!» – прочитала я однажды чью-то шутку и поняла – а ведь я вообще не умею соглашаться. Даже там, где люди думают также, как и я, я ищу, чем мое мнение отличается от их.
Это очень тяжело. Когда смотришь на мир, пытаясь запомнить в нем коричневые предметы, синих не видишь совсем.
Но я всю жизнь должна была искать свое. Быть индивидуальной, отличной от других. Этого требовала прабабушка, это поощряла мама.
Благодаря этой вышколке я ни с кем рядом не могу почувствовать себя вместе. Сообща. Заодно. Это шло об руку с «не доверяй!».
В 15 лет подруга сказала мне: «Тебя хлебом не корми – дай поспорить». Вообще-то это была неправда. Я не любила спорить и не умела. Для меня спорить было занятием скучным. Но делала это постоянно, это был рефлекс. В тридцать лет я продолжала спорить. Я могла оценить свое поведение после разговора, но не могла отступить от правила – чем-то мое мнение отличается о вашего, значит я должна найти различия!
Теперь я тренируюсь на муже. Если могу принять его мнение, не добавляя своих пяти копеек – соглашаюсь. Это такое счастье – не спорить. Это экономит энергию. Это дарит чувство покоя. Я его тридцать пять лет не знала.
Оруэлл изобрел двоемыслие в 1948, кажется. Мама изобрела его много позже еще раз. Книга Оруэлла «1984» напомнила мне мое детство. Хотя она о тоталитаризме. И она антиутопия. То есть то, чего не бывает.
«Ты знаешь, я рассказала твоей учительнице то, что ты сообщила мне по секрету. Ну я не могла ничего сделать! Но ты можешь доверять мне во всем!».
«Моя жизнь там, где мои дети, но я не смогу переехать с тобой жить в другой город!». Я понимаю. У нее есть другой ребенок, который остается в этом. Ее жизнь там, где ее ребенок.
«Почему ты ходишь так, словно извиняешься за то, что родилась?». А кому еще извиняться? «Мать никогда не должна извиняться перед дочерью!»