Он, конечно, понимал, что на острове нет чужих, и кто попало не будет подслушивать разговоры королевской семьи, прячась в кустах, но то с какой беспечностью они обсуждали свои дела при нём и возмущало и настораживало одновременно. Возмущало, потому что они относились к нему как к мебели, не обращая внимание на его появление. А пугало, потому что раз они его не стеснялись, значит у него нет ни единой возможности отсюда выбраться.
Они снова ругались. Да, четыре бабы в доме — это серьёзное испытание. Правда, спорили из них только две, две другие занимались своими делами, словно их происходящее и не касалось. Мун, не забыв смерить Макса уничижительным взглядом, точила ногти, а их мать дремала, сложив на диван мускулистые ноги. Макс очередной раз содрогнулся, глядя на её татуировку.
— Нет! — кричала Бри. — Пока ребёнок не поправится, Лара и носа не сунет на этот остров.
— Бри, я не могу отказать королю, — возражала ей Ири. — Это не в интересах лесных фурий. Тем более он ничего особенного не попросил, просто прогулку для Лары и чужестранки.
— Вот именно, для Лары, — не сдавалась Бри. — Ты же знаешь, как эта ведьма неровно дышит к Баки. Ты сама говорила, что она всё время им интересуется.
— Им все интересуются, Бри, все. И ты знала, что растущий при королевской семье мальчик будет вызывать много вопросов. Всех своих мальчиков мы с детства отправляем на плантации или на центральные острова.
— Но ведь это я уговорила короля принять ваше условие о запрете посещения острова Дрим мужчинами. Если бы ты только знала, чего мне это стоило, — мать Баки сложила на груди руки, словно замёрзла.
И Макс, накрывая на стол, обратил внимание, что только у неё одной платье с длинными рукавами и до самых пят.
— Ты сделала это прежде всего для себя, Бри. Для своего сына.
— Значит, ты считаешь, что, когда он станет королём, он ничего не сделает для острова, на котором вырос и для людей, которые его вырастили.
— Никто этого не знает, Бри. Мы шестнадцать лет обращались с ним как со слугой. Думаешь, он нам это простит? Конечно, он слишком толковый, чтобы не понять, что с его рождением связана какая-то тайна. Мы не случайно учили его счёту, чтению, письму и другим наукам. Но мы же заставляли его ходить в рванье и с грязными ногами, чтобы скрыть его татуировку. Из-за нас он и заболел. Грязь попала в рану, рана загноилась.
— Это случайность, Ири, — села на краешек дивана Бри.
— Не далее, как в обед, ты обвиняла меня в том, что я за ним плохо смотрела, — развела руками Ири и села напротив.
— Но ты не можешь отправить больного ребёнка обратно в его грязный сарай.