– А теперь поцелуй сына на ночь, – кивнула Маргарита.
Девушка вздрогнула и посмотрела на Льва так, что у него снова перехватило дыхание. Он не отказался бы… от поцелуя на ночь, но не хотел ни заставлять Любу, ни делать это в комнате дочери.
– Лучше спой мне еще одну песенку, – мягко попросил он и усмехнулся, – мама. – Протянул руки к Маргарите. – А папа полежит со мной.
Дочка с радостью забралась на кровать. Рядом уместиться было негде, поэтому она разлеглась на животе Лаврентьева, раскинув руки и ноги, как лягушонок. Люба запела, но слова были вовсе не детские, однако слушать ее голос было настолько приятно, что ни у Льва, ни у Маргариты возражений не нашлось.
И, проваливаясь в мягкую тьму сна, Лаврентьев думал о том, что для няни означает эта странная песня.
В глазах твоих плещется боль,
А в сердце рыдает тоска.
Тот замок, что рядом с тобой
Построен был из песка.
Пытаешься удержать,
Песок собираешь вновь —
Не каждый способен понять,
Что так не построить любовь.
Сдаться и отпустить,
Позволить волнам смыть песок,
Вот что значит простить —
Полить любви новой росток.
* * *
Я открыла глаза и ужаснулась. Как?! Я не понимала ни как умудрилась заснуть в спальне Марго, ни как, черт побери, мы втроем поместились на малюсенькой кроватке девочки. Едва дыша в крепких объятиях Льва, мелко задрожала. Я провела ночь с Лаврентьевым?! И то, что на мужчине морской звездой раскинулась посапывающая дочь, ничего не меняло. Слишком интимно, слишком… сладостно.
Я попыталась выкарабкаться из цепких мужских рук, но Лев шевельнулся и, притянув меня к себе, вдруг накрыл рот губами. Не открывая глаз, мягко поцеловал меня и прошептал в полусне:
– Доброе утро, Светлячок.
Я замерла, а в груди словно что-то болезненно оборвалось. Светлячок? Это он о матери Марго? Все еще любит женщину, которую сам, по словам Павла, «сломал»? Глаза наполнились слезами, и я понимала, почему мне так больно. Думала, что Лаврентьев свободен, одинок. Да, я не бросалась на босса, но и не пресекала его явного интереса. Как бы ни отнекивалась и не врала самой себе, но представляла, что, возможно, это перерастет во что-то большее. На самом деле я этого ждала. Как же глупо.
– Доброе утро, Лев Сергеевич, – повернув голову, холодно поздоровалась я.
Лаврентьев вздрогнул и распахнул глаза. Я не хотела смотреть на него, но не смогла отвести взгляда от его потемневших глаз. Казалось, в радужке плясали смешинки, но мне было не до смеха. Хотелось высвободиться, уйти, запереться и не видеть босса. Желательно никогда.
Уверена, все эти мысли отразились на моем лице – я никогда не умела скрывать чувств. Да и не требовалось. Я полагала, что главное в общении с детьми – честность и открытость! Только так можно добиться доверия и выстроить с ребенком связь, дотронуться до его сердца – распахнув свое как можно шире.