Однако нынче Старшую смотрительницу вызвали тайно. Это означало одно: султан что-то заподозрил… и решил проверить сам, минуя его. Не хочет, чтобы капа-агасы что-то знал о его интересе.
Главного евнуха затрясло. Вот оно, началось.
Он торопливо плеснул воды их хрустального кувшина на столе, кое-как отпил, прикусив зубами кубок. Заставил себя сдержать дрожь в нижней челюсти. Говорить нужно внятно и ясно, чтобы подчинённые не распознали его страха.
— О чём шёл разговор? — спросил почти равнодушно.
Евнух рухнул к его ногам.
— Простите, господин, не знаю! Они говорили на латинском наречии!
О, да, Солнцеликий прекрасно владеет итальянской речью, а Нуха — так и вовсе родом из Милана… Как же он не предусмотрел, что даже великолепный слухач, если не образован, ничего не поймёт в секретных разговорах на чужом языке! О, болван, тупица…
— Ну, хоть что-нибудь! — простонал он. — Неужели ни слова не разобрал?
— Он однажды упомянул имя Кекем. И поднял палец: вот так. Словно призывал к молчанию. Больше никаких имён не называлось. Долго говорили, с четверть часа. Повелитель спрашивал, Нуха-хатун иногда кивала, но больше головой качала, вроде как отрицая. И всё важничала, а потом… стала какой-то виноватой и рухнула в ноги Повелителю. Но тот милостиво велел подняться, спросил ещё что-то, приказал — и отпустил. И потом снова повторил, уже один: «Хм. Кекем…»
Да. Вот она, погибель старого бедного несчастного капа-агасы. Сколько лет безупречного труда, верности, усердия — и всё перечёркнуто. Из-за кого! Какой-то нескладной голенастой девки, какой-то… Кекем!
Судорожно втянул через нос воздух.
Выдохнул.
— Всё?
Евнух истово закивал.
— Иди.
Опустился прямо на ковёр и вцепился в чалму, раскачиваясь и стеная. Это был конец. Дальше поджидает лишь мучительная агония и ещё более мучительная смерть…
В двери торопливо застучали.
— Господин!
Не дождавшись ответа, в покои влетел помощник капа-агасы.
— Что тебе, Муса? — простонал тот, не переставая раскачиваться. — О Аллах, дайте же хоть помереть спокойно!
— Зубы, да? — сочувственно пробормотал Муса. — Простите господин… Нехорошо в северном флигеле с женской прислугой. Девчонка одна, из новых рабынь, заболела да померла. И ещё две, похоже, от неё набрались, лежат в горячке. Лекарица говорит — больно уж на тиф похоже, сказала — срочно лечить, всех остальных в баню, мыть и шпарить, а главное — брить, потому что тиф — он через вшей… Видать, кто-то из тех девок, что последних купили, спрятал свои тряпки, не сжёг, через них зараза и пошла.
— Зараза?
Капа-агасы вскочил. Забегал по ковру, засуетился.