— Зараза… Выжечь… В баню, да…
Встряхнулся.
— Фатьма-лекарица уже там?
— Точно так, господин, там. Распоряжается.
— Передай… Нет! Я иду сам, сам всё на месте прикажу, распоряжусь, сам! Чтобы ни одна вошь не проскочила! Ни одна девка… Здоровых всех перевели?
— Уже гонят в хамам, в отделение для прислуги.
— Хорошо. Очень хорошо. Валиде-ханум не беспокоить, Нуху тоже. Всё сделаем сами. Если уж придётся флигель сжечь, как рассадник — тогда я сам всем доложу. А пока — молчок!
— Слушаюсь, господин!
Махмуд-бек мчался по сумрачным мраморно-изразцовым холодным коридорам ТопКапы, не ощущая колотья в боку, стонущей печен и разрывающегося от бега сердца.
Спасён!
Уж который раз протягиваешь ты руку помощи нерадивому рабу своему, шелудивому псу, паршивому ишаку, великому грешнику! Прости, в последний раз прости, Всевышний, за то, что он собирается и сейчас сотворить… Последний раз!
… В эту ночь прекрасная огненнокудрая Гюнез так и не дождалась вызова к Повелителю.
Самое досадное, что так хотелось рвать и метать, невыносимо… но устраивать истерики, колошматить драгоценные напольные вазы и лупить по щекам глупую Михмир было неразумно, ибо могло иметь непредсказуемые последствия. Однажды Тимур навестил фаворитку прямо здесь, в личных покоях, не желая терять драгоценное время на установленные традициями церемонии подготовки его избранницы к хальвету. Просто возжелал — и появился здесь, застав почти врасплох… хоть и очень удачно — она как раз готовилась к ночи, и единственным её одеянием в тот момент оказалась пышная грива волос, ниспадающая до середины ягодиц — хитрюга Гюнез специально распоряжалась подравнивать кончики именно до этой, д р а з н я щ е й, длины… О, она до сих пор помнит это удовольствия на грани боли, или боль на грани удовольствия… Похоже, что как раз после этой ночи она и зачала. И как выигрышно для икбал обернулась блажь Солнцеликого — обойтись без установленных заветами предков предварительных ритуалов! Ведь именно из-за этого она не получила из рук валиде чашу прекрасного гранатового шербета, в который, как давно уже рыжеволосая догадывалась, подмешивалась изрядная доля средства, препятствующего зачатию… Валиде, конечно, стерва, но когда однажды Гюнез займёт её место — многие её методы будут заимствованы от нелюбимой свекрови. Да. Свекрови. Ведь стоит только ей, икбал, родить сына — и уж она-то заставит Повелителя жениться, и заполучит, наконец, к своему рангу приставку «султан»… Хасеки-султан Гюнез… Нет, при выходе замуж супруг наверняка даст ей новое имя, как это часто бывает. У неё будет маленький шахзаде, потом ещё один… Только бы мальчики, только бы мальчики! Ах, какая жалость, что нельзя определить пол младенца, пока он ещё во чреве, чтобы не тратить зря столько сил и здоровья на вынашивание бесполезной девчонки… Она вчера заикнулась об этом перед Табибом, но тот глянул на неё как-то странно — старый шайтан, словно насквозь увидел все её замыслы! — и отрезал: «Будьте уверены, хатун, даже, если таковое и возможно — от м е н я вы ничего не узнаете…»