…В тот же день прекрасная Гюнез спустя два часа после посещения хаммама и превосходного массажа от Омара почувствовала себя нехорошо. Она и без того всю неделю пребывала в дурном состоянии духа, ибо Повелитель за всё это время о ней так и не вспомнил. Нахлынувшее головокружение встревожило её. Послали за Фатьмой. Та, внимательно осмотрев фаворитку, отругала её за пристрастие к парилке в таком деликатном положении и прописала охлаждающие ванны. И лёгкую микстуру для снятия тошноты и спазмов в желудке.
Очевидно, мальчик-посыльный, приносящий лекарство, что-то напутал. Потому что отдал Михмир совсем другой пузырёк — не тот, что прислала Фатьма, а полученный из рук Нергиз.
Вечером фаворитке стало совсем невмоготу. Боли в животе усилились и стали заметно отдавать в поясницу. Началось кровотечение. Перепуганная Михмир вновь позвала лекарицу, та в первую очередь проверила, то ли лекарство принимала больная… Но безобидная травяная настойка, давно уже занявшая место первого, подменного флакона, не вызвала у неё подозрений, поскольку и впрямь была составлена ею лично и угрозы для беременной не представляла.
Несмотря на все предпринятые меры и на молитвы, возносимые всем гаремом, к утру фаворитка потеряла ребёнка.
Султан, вернувшийся к тому времени с многодневной охоты, страшно разгневался.
Женщине, не сумевшей сберечь дитя чингизидов, нечего делать рядом с ним.
Гюнез вернули в общий гарем. Дали месяц на поправку здоровья — и предупредили, чтобы через месяц была готова переехать в домик кальф. И что лишь в память о подаренных часах наслаждения её последним кровом станет крыша этого домика, а не хладная поверхность Босфора.
…А могла бы…
О происшествии с Кекем, о превышении капа-агасы своих полномочий, да и о многом другом валиде-султан пока ещё ничего не говорила венценосному сыну. Она ждала. Ибо время для обвинительного слова, весомого, как топор, ещё не пришло.
Но оно близилось.
Ирис рассеянно водила пальцем по золочёной решётке окна, чувствуя нагретый металл, дуновение тёплого ветра снаружи, запах роз… Жизнь вокруг вроде бы кипела. А у неё внутри всё умерло — вместе с мамой Мэг. Будь та жива — за три недели её как-нибудь, да нашли бы, но немолодая служанка из ТопКапы исчезла бесследно. В лечебнице, куда её доставили, сказали только, что в тот день, о котором расспрашивали, привозили к табибам двух женщин с грудной болезнью; через три дня одна из них умерла, и её похоронили на больничном кладбище; второй стало лучше, и она ушла. Вроде бы за ней даже явились какие-то родственники, но кто такие и куда увели — никто толком не мог сказать.