Сон-разговор снился первый раз. Разговаривал Тедор, Розенг и незнакомый мужчина, которого Ясиана, как не повелевала своему сну, рассмотреть не могла.
— Шел я себе и шел, — повествовал незнакомец, — ничего особого не примечал. Хотел уж, было, на привал останавливаться, как вдруг — запах. Сначала болотный. А откуда ему взяться — не растут дубы на болоте. А потом — м-мм, такой самочкой человеческой запахло. Ну, я что, не мужик, что ли. Ноги против воли меня на запах понесли. Подхожу к ручью, а она моется. Фигурка, и все такое, у девочки запаху не уступает. И ведь ничья она. Хоть и пахло от нее тобой, что странно. Признаю, засмотрелся и расслабился, — в голосе послышались нотки раскаяния, — не заметил сразу этих странных волков. А девочка ничего — покрикивает на них. И такой ментальный зов о помощи от нее идет. Пришлось в одежде оборачиваться. Без штанов остался.
— Это тебе наука, не подглядывай за чужими девицами, — рассудительно произнес Розенг.
— Ничья она. Понимаешь, гном, ничья. Это и странно. Как она с такой силой до сих пор не поделилась ни с кем? Или ты не менталист, вампир? Как же ты такой лакомый кусочек не присвоил? Странная, вообще, у вас компания. Неужто, в одни ворота вошли?
— Лабиринт нас свел, — коротко ответил Тедор. — А если еще раз услышу, что называешь Ясинку лакомым кусочком — перережу горло, как тем волкам. Начнешь перед ней регалиями своими мужскими трясти — будешь остаток жизни боровом. Девочка — член моего клана.
— Во-от даже как, — протянул незнакомый собеседник. — А если по любви? Могу я ухаживать за твоей сестрой по клану?
— Если по ее любви, то да, можешь. Только не в таком виде. Не все, знаешь ли, девушки падки на оборотней без штанов.
— Где же я возьму штаны в этом лабиринте? Достопочтенный тар Дирауншт, у вас, случайно, нет запасных штанов? Вы, гномы, народ запасливый, это всем известно.
Послышалось сопение, потом недовольный голос Розенга:
— Утонули мои запасные штаны в болоте. И рубаха запасная утонула, и сапоги единственные, и топор. Все, как есть, утонуло. Ничего не вытащил этот неумеха.
— Ну почему же ничего? Тебя-то я вытащил, Розенг. Ты не преуменьшай мои заслуги.
— Я не преуменьшаю. Но вещи жалко, — всем была известна гномья прижимистость.