Но исчезли и черви, а вместо танцующей гоблинки появилась рыжая красотка-докторица. Она сидела перед старинным трюмо, будто бы спиной к Ани, но Анет знала: врачиха ее прекрасно видела. Рыжуха примеряла тоненькие колечки, перстни, солидные кольца — по нескольку штук на каждый палец, а из-под них по бледным кистям рук стекали струйки крови. «А что поделаешь? — вздохнула красавица. — Жизнь вообще не слишком справедливая штука». И мир взорвался метелью белых листов, бросил их охапками в лицо Сатор. Перед глазами промелькнуло написанное четко, жирно: «Жалоба!»
«Милая девушка, — лукаво подмигнул за бумажной вьюгой следователь Май, — ну разве так можно, милая девушка? Эдак вы браслетки не найдете!» И Ани прекрасно поняла, про какую браслетку идет речь. Ей на день рождения подарили куклу: фарфоровую, с настоящими волосами, а если ее положить на спину, то кукла закрывала глаза. Но, главное, пухленькое запястье украшал серебряные цепочки с филигранными цветочками и почти настоящими камушками. Замочек украшения лопнул и браслет потерялся.
«Вот так-то, милая девушка!» — ухмыльнулся полицейский, швырнув в Сатор горсть заколок, украшенных незабудками с сапфировыми середками. «Ну а ты-то настоящая?» — презрительно спросил черный котище голосом дядюшки Лангера.
Сатор села на постели, отшвырнула одеяло — вдруг показалось, что оно тяжелое, совершенно каменное, душащее. С силой растерла лицо, отбросив за спину мочалку спутанных волос, выдрала пальцы из паутины прядей.
За окном нехотя разгорался жиденький, серый, совершенно осенний рассвет. По стеклу лениво сползали жирные дождевые капли. В комнате было холодно, как в склепе и когда Ани ноги на пол спустила, показалось, что в ледяную воду их сунула.
Вот так: вчера еще лето жило, а сегодня уже осень.
Анет прошлепала босыми пятками в ванную, свет включать не стала. Полумрак еще как-то примирял ее с этой квартирой, не до конца, нов се же. При свете же нелдеровское жилище даже не гостиничным номером выглядело, а… Ну будто бы Сатор забралась в чужой дом, переночевала, не спрося разрешения у хозяев. Квартира выпихивала ее, не принимала и, кажется, хотела только одного: чтобы ее оставили в покое до возвращения хозяина.
Ани поплескала в лицо холодной водой — вроде как умылась. Оперлась о раковину, разглядывая собственное едва различимое отражение. Попробовала расчесать рукой шевелюру — без толку, понятно, пряди путались в пальцах прилипчивыми щупальцами, заставляя выдирать целые клоки волос.
— Бараш, — констатировала Анет, — ба-ра-шек. В точку.