— Это еще что, — усмехнулся Алис, нервно грызший ногти, — сейчас обряд начнется, и мы с тобой вместе точно побежим.
Тощие, одетые в черное фигуры застыли перед ликом своего бога. Их было много, вся деревня, женщины и мужчины, даже несколько стариков, из тех, что пободрее, все пришли к костру (мне очень хотелось сказать — погребальному).
Мы втроем, как дети чужого бога (вернее, богини), стояли позади всех, не дойдя до толпы шагов пять.
Сначала я думала, что за всеми этими спинами едва ли сумею толком разглядеть то, что творится там, на капище, у центрального костра, а потом Йера ударила в бубен.
И с первыми звуками все, как подкошенные свалились на землю.
Ощущение чего-то неотвратимого навалилось на плечи, грозя захватить, поглотить и утащить с собой. Я ощущала себя незначительной щепкой, выброшенной в открытое море.
Удары не прекращались, бубен гудел и дрожал в тонких руках, звук его то ускорялся, то замедлялся, почти стихал, проходясь по телу холодной дрожью.
Люди. Черные спины.
Худые руки, в такт странной и страшной, рваной мелодии, ударяли по плечам склонившихся рядом. Они были темным, бурлящим потоком, поднимались вверх, выгибая спины, утыкаясь лбами в снег, опадали вниз, вжимаясь в землю, и снова ударяли склоненных, почти лежащих товарищей, ладонями по плечам.
Я ощутила, как земля уходит из-под ног, чувство опасности душило, царапая горло едва сдерживаемым криком. Чтобы удержать последние крупицы мужества, я ухватилась за крепкую, горячую ладонь Свера. Только он казался неизменным в этом странном, распадающемся на части мире.
— Держись, — велел он, сжимая мою ладонь.
Полегчало, в ушах больше не бился гул растревоженного бубна, я слышала тяжелое дыхание распластанных на земле людей, различала глухой, срывающийся и совершенно непонятный шепот Йеры.
С трудом повернув голову, смогла даже посмотреть на Алиса, бледного, чуть покачивавшегося, но упрямо стоящего на месте.
Ему, так же как и мне, хотелось бежать прочь от этой странной, давящей силы.
Волчица, по сравнению с Смагом, была просто образцовой богиней. Добрая, великодушная, не прессующая своих детей божественной силой.
Пожалуй, после того, что я только что пережила, Волчица уже никогда не будет казаться мне страшной. Милая, мохнатая прелесть. Ну, просто как наш вожак, только самка.
Когда Йера отбросила бубен и с благоговейным трепетом опустила в костер тушку черного петуха, почти сунув руки в огонь, и обессиленная свалилась на землю, я шепнула Сверу, привалившись к его плечу:
— Вернемся, надо будет Волчице пирожок отнести.