Обвал в буквальном смысле наступал вожаку на лапы, когда он, оттолкнувшись от земли, вылетел в сияющий проход.
Тяжело упав на черный, оплавленный камень, застилавший землю перед проходом, Свер проехался на спине, сдирая шкуру и глубже вгоняя в тело, застрявшие в нем каменные осколки.
Страшный грохот, от которого заложило уши, ознаменовал схлопывание прохода. Сияние оборвалось резко, будто бы его не выключили вовсе, а просто что-то перегорело.
Мне даже показалось, что я чувствую запах оплавленной проводки.
В ушах звенело, заглушая умиротворенный шелест листьев. Мы лежали на камне, жадно глотали холодный воздух и пытались прийти в себя.
Мне это удалось первой, не имея сил на то, чтобы сползти с вожака, я засмеялась, сотрясаясь всем телом и чувствуя, как нервный смех превращается в истерический, а шерсть под моей щекой исчезает, уступая место теплой коже.
— Ты вернулась, — хрипло сказал Свер, откашлялся и повторил, — вернулась.
— Да, вот, подумала, что вам без меня тут скучно же будет. Никаких развлечений. — посмеивалась я, и сама слышала, как ненормально звучит мой смех. — Теперь ведь даже выходцев погонять не получится. Проход взорван.
Недолго помолчав, покрутив и так, и эдак последние свои слова, я, наконец-то, окончательно поняла, что проход правда взорван.
Все кончилось. Все действительно кончилось.
А моя самоубийственная попытка вернуться домой провалилась.
Не хотелось думать о том, как родные пережили мое исчезновение, и как они жили все те одиннадцать лет, уместившиеся для меня в какие-то полгода, и… вообще не хотелось думать, и я разревелась.
Поначалу растерявшись, Свер сел, прорычал что-то, когда потревоженные раны напомнили о себе, и обнял меня, неловко укачивая.
— Яра, не плачь. Все закончилось. Теперь все хорошо.
— Это у те-бя хо-рошо, а у меня нервное пе-перенапряжение, — вытирая мокрые щеки о его плечо, я старалась справиться с икотой, но получалось не очень, — я чу-чувствую, как у меня крыша е-дет.
— Крыша? — растерянно переспросил он.
— Ыыыы, — от полноты чувств и просто чтобы взять себя в руки, я вгрызлась зубами в соленое от моих слез, жесткое мясцо нашего вожака.
Он вздрогнул, дернулся, но отрывать меня не стал, мужественно снося все мои безумства.
Свер был просто очень рад, что я вернулась, и этим нужно было воспользоваться. И я воспользовалась, утопив его в слезах, выплескивая весь клубок разрывающих сердце чувств.
Постепенно рыдания затихали, я чувствовала, как с каждым новым нервным, рваным, очень жалким, всхлипом становится легче дышать.
Мы посидели так немного, я жевала вожака, он терпел и гладил меня по волосам, где-то далеко, у пограничных стен шумела битва. Оборотни сдерживали натиск выходцев, которые пока еще не знали, что прохода больше нет, и вот эта вот заваленная камнями пещера уже никогда не засияет.