На лице Парисса появляется вопросительное выражение.
— Я не люблю делиться своими вещами. Сделал исключение для тебя.
Парисс откидывается на спинку стула и внимательно смотрит на меня. Однако в его глазах нет того опасного огонька, который я успел заметить у остальных.
— Мы договорились, что ты будешь его просто рисовать.
— А он — позировать мне.
— Да, — соглашаюсь я, — я имею в виду сексуальную часть. Об этом разговор не шёл.
Парисс явно недоволен, но всё же говорит:
— Ну, хорошо.
На этой не слишком радостной для обоих ноте мы расстаёмся, и я снова иду обследовать парк.
Меня хватает часа на два. За это время, достав микробинокль, обследую горизонт, но, конечно, наивно было бы полагать, что все острова находятся в такой непосредственной близости друг от друга. Ничего, у меня еще есть три дня — достаточно времени, чтобы и в море выйти, и поспрашивать. Не сомневаюсь, что попаду на что-нибудь интересное.
Поэтому пристраиваюсь на скамеечку в тени и принимаюсь листать каталоги — фотографий слишком много, надо запускать поиск по лицам, а это получится сделать только на основном компе.
Старательно избегаю смотреть на то, что происходит у Ксавьера, надеясь на то, что в случае необходимости он позовёт. К тому же успокоительное, которое я добавил в кофе, должно немного нейтрализовать Парисса. Может, ему правда захочется цветочки порисовать…
Иду в дом и принимаюсь осматривать первый этаж.
Миновав одну из дверей, замираю на входе в галерею. Картины, развешенные по стенам, в самом деле отличаются изяществом и красотой. Почти на каждой обнажённые тела — и на многих кровь.
Вот рабыня, растянутая на каменном постаменте, ноги выжидающе раздвинуты, а над ней зависла тень с ножом. Один надрез уже красуется у неё на животе.
На другой — молодой раб, застывший на четвереньках, за спиной его мужчина с кнутом. Детали разглядывать не хочу.
Суюсь в камеру Ксавьера.
Объектив по-прежнему показывает только мольберт. Грифель тихо скрипит по нему.
Вздыхаю с облегчением, продолжаю смотреть, выжидая, когда сердце успокоится. Так длится несколько минут. Потом Парисс выходит из-за холста и приближается к Ксавьеру. Взгляд у него такой загадочный, такой мечтательный, что я уж жалею, что дал ему свой препарат. Куда-то он его фантазию заведёт…
Ксавьер… мычит.
Меня окатывает холодом. Конечно, он меня не позовёт, если не сможет говорить! Почему он не включил микрофон, когда оказался там — это дело одной секудны! Парисс сразу его связал?
Запускаю поиск сигнала и сквозь череду залов и галерей бросаюсь туда, где находятся они вдвоём.