— Звал, отец? — спросил он, входя в кабинет.
Быстро пробежавшись по сосредоточенному лицу отца, он тут же натянул на себя маску такой же собранности, внимания и едва уловимой нервозности.
Граф цепко проследил за едва уловимыми изменениями на лице сына и как-то горько усмехнулся. В жаркой Гамелеи есть змея, которая меняет окрас, подстраиваясь под окружающую обстановку. Вот и его сын как та самая змея. Тоберон обязательно бы гордился подобными успехами своего сына, если бы не знал, из-за чего именно сыну пришлось развивать в себе такой талант.
— Звал, Иллиадар, — кивнул Тоберон, оглядывая отпрыска. Сейчас, когда его сын вырос, то граф с уверенностью мог сказать, что от него ему достались лишь волосы. Такие же черные, волнистые и совершенно непослушные. И неважно, что волосы на самом деле были густыми и тяжелыми. А вот во всём остальном, начиная от холодноватых голубых глаз, заканчивая тонкими и упрямыми губами, Иллиадар пошёл в свою мать. У той тоже были низкие скулы и немного тяжеловатый подбородок, который её, как женщину не красил, а вот их сыну придавал мужественности и твердости. — Ты ведь знаешь, что пора выдвигаться. Скоро день Нового Цикла.
Иллиадар поджал губы, буквально прикипая взглядом к лицу отца.
— Нет никакой возможности остаться в замке, отец?
Не сказать, что Иллиадару хотелось упрямиться или же выставлять себя таким непокорным сыном, просто он совершенно не горел желанием снова оказаться в большом количестве людей. Ведь за всеми ними нужно наблюдать. Их желания и эмоции нужно тщательно отслеживать и вовремя реагировать. А все это было очень утомительно. Каждый год, возвращаясь из замка короля, Иллиадар ощущал себя так, будто его выжали, как выжимают тряпку служанки, собравшиеся протереть полы в Большом зале.
Наверное, бал, посвященный Новому Циклу, был весьма интересен для других. Вот только Иллиадар, вынужденный отдавать все свои силы на то, чтобы вести себя, как нормальный и обычный человек, а не походит на безразличную ко всему каменную статую, так не думал.
Это была ежегодная пытка. Ему, как сыну графа Галахара нельзя было не ехать. И он это отлично знал, но всё равно каждый год надеялся, что сможет остаться в их замке.
— Ты ведь и сам знаешь, — Тоберон покачал головой, вздыхая и пробегаясь пальцами по обложке старинной книги.
Тоберон с самого начала понял, что с его сыном что-то не так. Не мог младенец спокойно лежать и совершенно не подавать признаки жизни. Нет, он исправно ел, делал свои дела, но при этом словно бы постоянно прислушивался и подолгу смотрел в одну точку. А по ночам тихо хныкал и тяжело дышал.