Опять эти сети. Что ж за обряд такой?
— Зачем их носить-то? Пусть бы себе лежали.
— Да ты ж не нашенская, откуда бы тебе знать? — догадалась старушка. — Носим, да. В конце лета кажный год девки сбираются, по домам ходят да достатка желают. Мы им угощение в ответ, а они берут, кланяются и дальше. По всей деревне пройдут, приметят, у кого сети зимовать будут. Да внимательно смотреть надо! Чтобы и дом — полная чаша, и в семье никакого раздора. Лучше, чтоб и детишек один-два, как Рожаницы пошлют. Три — вообще хорошо. И в том доме, значит, пируют. Благодарят богов, за то, что в этом году перепало, просят, чтоб и в следующем не обделили.
Чуден мир. У нас ровно так же сноп по деревне носили[7]. При мне уже не бывало, но бабушка Матрёна сказывала, что сама по молодости ходила. Песни распевали, веселились. А потом однажды как-то не собрались. В одну избу глядь, в другую. Ни снопа ни толпы веселящихся девок. Потерялись. В первом дворе пятеро, во втором семеро, а все разом так и не нашлись. Сноп и вовсе в поле остался — не забрал никто. Так его снегом и замело. Как и сам обычай холодным забвением. На будущий год тоже не собрались. И после него. А потом и не вспомнили, что надо.
А здесь вот носят. Пусть и не сноп. Да какое зерно, когда копни разок землю — на булыжник с корову наткнёшься. Тут всё на озёрах промышляли да в лесах. С тем и ходят, что кормит. Добро.
— Не возьмут меня. Девки же ходят, а я мужняя.
Весея только рукой махнула:
— Возьмут, не боись. Мужняя даже лучше: на кого ещё боги взглянут, как не на берегиню дома родного, — лучше бы не глядели на меня те боги. Ни дома нормального ни семьи. — а вон, погляди: не за тобой ли идут?
Я повернулась. И правда шли. В цветастых сарафанах, ярких платках, радостные! А я чем хуже?
— Вот так, милая. Молодец. Погуляй, развейся. А я тебе вкусненького на столе оставлю. Блинцы сегодня затеяла.
Я сделала нерешительный шаг к стайке девушек. Радостный смех слыхать издали. Правда что, пора и мне повеселиться.
Пока я нагнала ходящих, успела и щёки пощипать, чтобы зарумянились, и глаза зарёванные росой протереть. Обернулась помахать на прощание, но старушки уже было не видать. Ушла, наверное. Блины же.
— Кого это к нам Лихо принесло?
А я только этот звонкий уверенный голосок забывать начала. Ой, Всемила, не трогай Лихо, пока оно тихо!
— Да вот, — наигранно равнодушно пожала я плечами, — дай, думаю, гляну, как в Озёрном Краю обряды справляют. Возьмёте ли, девицы?
Всемила бы, конечно, нашла повод отказать. Да и мне не в радость с ней вечер коротать. Но, раз уж пришла, поворачивать негоже. Я преградила красавице путь, глядя поверх неё на остальных гуляющих и искренне улыбаясь.