Серый бессильно ткнул щенка носом в землю ещё раз, уселся сверху, придерживая рыпающегося драчуна — чтоб неповадно. Крепко задумался:
— Либо ты дурак, либо я чего-то не понимаю. Значит так, с Агнией я поговорю сам.
— Станет она тебя слушать, — хмыкнул Данко, — я ей, почитай, заместо сына. В любимцах хожу…
— Слышь ты, любимец, — замахнулся дать оплеуху, но передумал, легко щёлкнул по затылку, — как- нибудь договоримся. Мне бы только к ней прорваться, чтоб без посторонних ушей.
Старая седая нянька который раз пыталась уложить спать маленького неслуха. Волчонок носился по комнате, прятался под кроватью, заворачивался в одеяло с головой. Старушка устало вздыхала и ждала. Она знала, что скоро мальчишка утомится и сам уляжется, посмотрит сонными глазами и потребует сказку. А когда её герой победит всех чудовищ, переживёт все невзгоды и женится на самой красивой волчице на свете, сероволосый непоседа зевнёт, показывая ещё не до конца сменившиеся на клыки зубы и спросит:
— Няня, а мама ко мне сегодня зайдёт?
— Конечно, милый, — ответит старушка. — Как и каждый вечер. Поцелует в лоб и просидит в комнате о самого утра. Как только ты заснёшь.
Мальчишка поверит и заснёт.
А старая нянька сама поцелует его в лоб.
— Она самая лучшая, ты не думай, — с жаром уверял Данко. — Агния заботится о нас. Она каждому мать родная. И тебе станет, ты только слушайся её.
— У меня уже есть мать, — сквозь зубы процедил Серый, — другой мне не нужно.
Юный оборотень озабоченно скакал вокруг. Ему всё казалось, что Серый недоволен: не дал выполнить задание, позволил лешему сбежать. Как теперь хозяйке докладываться? Разве только сказать, что нашли, где днём старик хоронится, а дело закончить потом сходить одному. Или со Фроськой. Та, небось, болтать со стариком не станет. Сразу нож по самую рукоять воткнёт: вон как рычала, когда тот её за главную не признал.
— Она меня совсем ребёнком взяла. По деревням побирался, чудеса показывал, — смущённо признался хвастун.
— Обращался на потеху толпе, что ли? — презрительно поинтересовался Серый. Больше для поддержания разговора, чем из искреннего любопытства.
— Да нет, — засмеялся юнец, — горошину под три черепка клал, а народ угадывал, где лежит.
— И часто угадывали?
— Куда им! Горошина-то сразу у меня в ладони оказывалась, а под всеми тремя черепками пусто.
— Врал, значит.
— Ну почему сразу врал? Зарабатывал на хлеб, как мог.
— Так что ж перестал?
Данко смутился, привычно прикрыл от взгляда правую руку:
— Не каждый же в деревне дурачок необразованный. Многие уже грамоте обучены, читать-писать могут. А иные просто глазастые.