Ну уж нет. Не сейчас и не так. Это место странное, пугающее и непонятное. Но здесь его мать. Его семья и его дом. Он не станет выбирать и не позволит сделать ещё один неправильный выбор жене. Он никуда её не отпустит.
— А ты уверен, что у тебя всё ещё есть жена? — тихо спросила женщина, которую он любит больше жизни.
Горло перехватило обидой и болью. Схватить бы… Сжать до боли, до крика в объятиях: есть! Есть жена! Ни шагу она без его не сделает! Сожрёт её, вожмёт в самую грудь, запрёт в сердце, чтоб не выбралась!
Не обидеть бы. Не напугать.
Серый вышел из комнаты и лишь отойдя медленным текучим шагом до самых ворот позволил себе выпустить на волю слезу.
Утром приехали купцы. Данко выхаживал гоголем и всё злился, что молодки с девками льнут к ним. А тут, как назло, старый волк Пересвет отловил бездельника и велел таскать столы из дома во двор, чтобы задать пир, как полагается, и порадовать праздником заскучавшую молодёжь. Пришлось помогать.
Тучи, поначалу редкие и хлипкие, как утренний туман, всё сгущались, предрекая непогоду. Первый морозец щипал нос и никак не мог решить, пролиться ли дождём или осыпаться снегом. Весёлый говорок купцов, озабоченные подсчёты оборотней (не разорят ли их жёны в этом году?), гомон женщин звенели в ушах. Серый всё пытался ненароком пересечься взорами с Агнией, но волчица словно нарочно отводила глаза или отвлекалась на разговор с верным Пересветом. Хотя не пряталась, стояла вместе со всеми: руку протяни — ухватишь за локоть.
И словно яркое солнце прорезало хмурый день, мазнуло редким теплом: Фроська весело смеялась рядом с рыжим торговцем, играючи тыкала его кулаком в плечо, улыбалась. Радостная, светящаяся счастьем, она будто забыла обо всех невзгодах и снова стала девчонкой, застрявшей на яблоне тётки Глаши.
Волк долго любовался на жену, отмахиваясь от назойливых советов Данко. Всё казалось: подойдёт
— и исчезнет, растворится видение, пропадёт светлая улыбка и снова сменится волчьим оскалом.
Оборотень едва узнал в торговце паренька, которому много лет назад в Марину ночь по глупой ревности расквасил нос. А вот Радомир его припомнл сразу. Зла, оказалось, не держал.
Однако сам полез нарываться:
— А что это мы обленились вконец? Неужто нету больше молодца, что бросит мне вызов?
И пусть бы бахвалился, не жалко. Всё одно оборотням строго-настрого запрещено обращаться во время рукопашной, да почуял Серый взгляд, на который нельзя не обернуться.
Агния улыбалась. Для него. А стоило сыну податься к матери, загореться надеждой, отвернулась к Радомиру, всё так же весело зазывающему смельчаков померяться силой.