Кривая дорога (Тараторина) - страница 72

Ему придётся победить. Серый вошёл в круг, оставив сомнения за чертой.

— Разошлись! — Пересвет точно из тёмного колодца вырвал.

Сероволосый мужчина долго смотрел на свои руки, пытаясь понять, не проступили ли когти.

— Ратувог сегодня победил, — проговорила Агния, — идём, сынок, ты заслужил свою награду.

Напуганный собственной злобой, не решающийся обернуться на поверженного противника или поднять виноватый взгляд на жену, он поспешил спрятаться от зрителей в доме.

— На что он мне?

Сероволосый мальчишка стоял в тёмных чужих сенях, не решаясь ни присесть, ни прислониться к стене. Он не плакал и не дрожал. Больше нет. Лишь смотрел в пустоту, в бездну, куда окунули его страшные люди. Не вынырнуть из тьмы, не выплыть, не пошевелиться…

За стенкой спорили женщины. Тихо, но напряжённо.

— Аглая… Глаша, ты — единственная, кто у него остался.

— Аты?

За стеной ухнуло, точно кто-то тяжело осел на пол.

— А меня больше нет. Я осталась… там.

— Ты нужна ему. Сейчас больше, чем когда-либо. Я никогда не смогу полюбить его так, как ты.

Серый не видел, как его мать подняла на сестру пустые тёмные глаза. Глаза, что когда-то, наверное, умели искриться любовью. Но никогда уже не научатся снова.

— Лучше бы никто не любил его так, как я. Спаси мальчика. От меня. Пока я ещё способна уйти.

Мама пахла… молоком. Агния не останавливалась, не оглядывалась. Шла вперёд, отмеряя стуком каблуков мгновения, с прямой спиной, ровным дыханием. Только сердце пропустило удар. Лишь один, и снова забилось спокойно.

Броситься на пол, обнять тёплые колени…

Тук-тук-тук.

Зарыдать, пряча лицо в складках материной понёвы…

Тук-тук-тук.

Завыть от боли и обиды.

Тук-тук-тук.

— Мама?

Агния медленно, намного медленнее, чем могла, притворила дверь и прошептала одними губами:

— Сынок…

Её руки были гладкими. Такими, словно не ей довелось убивать и умирать вместе с любимыми, прорываться через леса и болота, бежать от гончих и выживать там и так, как не должна женщина.

Тонкие пальцы путались в серых неровных прядях, а мужчина плакал, как ребёнок. Столько вопросов… Но имеет ли теперь значение хоть один из них? Важным остался единственный:

— Ты больше меня не оставишь?

— Никогда, Ратувог. Больше — никогда.

Агния ухватила сына за локти, подняла, заставив смотреть сверху вниз, провела ладонью по влажным щекам, обрисовала упрямую складку между бровей:

— Как же ты похож на отца…

— Нет, — тихо возразил Серый, — не похож. Никогда не был, как ни старался. Прости, прости меня! Я не смог защитить тебя, не сумел стать рядом с ним, плечом к плечу…

Твёрдые пальцы схватили подбородок: