Принюхалась. Уж не ком ли земли мне притащили заместо угощения? Зажмурилась и закинула в рот весь кусок.
А вкусно!
Вкуснее, чем всё, что я когда-либо пробовала! Я снова прикрыла глаза, теперь уже от удовольствия. Во рту разом переливались всеми красками и сухие осенние ветры, и просушенное ароматное сено, что прикусываешь жаркой летней ночью, любуясь на ощерившееся звёздами небо, и бесконечные дороги, умытые ледяными дождями, и склоняющие от нестерпимо сильного ветра макушки деревья…
Я облизнулась и пришла к неизбежному выводу:
— Вкусно!
И зазвенел по земле, перекатился радостный смех: приняла дар страшная волчица! Пустились в пляс, закружились колтки, вынырнул из грязи не чаявший пощады Леший, довольно огладила потрёпанные юбки Лешачиха.
— Не обессудь, что не по чести встречаем, матушка! — отряхивая бороду, извинился он. — Наша лужа — целиком твоя отныне. Что прикажешь, всё сделаем!
Я смягчилась, смакуя последние крохи лесного каравая:
— Какая же вы лужа? Даже не болото, а целый окиян! Мне с такими помощниками хоть в саму Навь!
Селение звалось Морем. Почему оно так звалось, не знали ни я, ни купцы, впервые решившиеся ехать незнакомой дорогой, ни даже сами жители маленькой деревеньки с домиками, выглядывающими один из-за другого, как хитрые старушки в поисках свежих сплетен.
Радомир заразно, до хруста челюсти, зевнул, печально посмотрел на небо:
— Хмурится… Вот-вот ливнем прорвётся. Как бы шкуры нам дождём не попортило.
— А ты бы спал дольше, — попенял Толстый, — мы тогда и к ночи через реку не перешли бы.
Выспались мужчины и правда на славу. Околдованные лесными духами, они не открывали глаз ещё многие часы, пока я веселилась и плясала с нечистью, принимала почести и, развесив уши, слушала, какая я сильная, грозная да важная. Будь я хоть на четвёртую часть такова, уже бы командовала в самой столице, но всё одно приятно.
— И так не перейдём, — важно ответствовал Тонкий, — взаправду гроза собирается.
— Тю, дождичка испугались! — влез хромой охранник, но приятель остановил его: платят-то по дням. Отчего ж не переждать один из них в тепле и уюте.
Я помалкивала. С купцами на телеге ехать — это тебе не шагами дороги мерить, да вот только спина требует мягкой постели, желудок — свежей вкусной еды, а отмёрзший нос — печного бока. И невдомёк никому, что я — страшная и ужасная волчица, коей лишения и невзгоды только в радость. Впрочем, звериная часть меня, кажется, тоже ничего не имела против явственного запаха телятины, что куда сытнее и вкуснее опостылевшей рыбы.
— Всё одно через реку переберёмся разве что мостом. Ты, Толстый, знаешь точно, где он? Нет? А ты, Тонкий? — Тонкий неопределённо махнул куда-то за аккуратные крыши, пыхающие дымом трубы и низко наседающие тучи. Радомир довольно поднял палец: — Вот и я точно не знаю. Заедем, поедим, как надо, спросим, как с пути не сбиться; ежели гроза начнётся, — переждём. Нет — так в путь. Всё одно нам по болотам и кустам не пройти, а проезжая дорога через это… как его? Море ведёт.