— Попробовал бы сам сунуться к нему, когда рядом крылатый! — огрызнулась Белфегор.
— Азариил? Говорят, он ударился в миссионерскую деятельность? Привлек праведников и развернул религиозную пропаганду во спасение заблудшей души?
— Он силен. Невероятно силен.
— Ангел, — Асмодей развел руками, — чего ты хочешь.
— Я слышала, другие действуют хуже, и к Осколкам проще подобраться, — ревниво выплюнула Белфегор. — Взять тебя, к примеру. Пока крылатый — Менадель, правильно? — раздумывал, на какой козе подъехать к блуднице, ты обольстил ее симпатичной мордашкой, и дело с концом. Она сама в сосуд прыгнула.
— Ты так непринужденно подрываешь мой авторитет перед жертвой, — хмыкнул Асмодей, — словно я палец о палец не ударил. Или того хуже: будто ты сам упаковал душу. А между тем, моя работа безупречна. И там, и здесь.
Белфегор обернулась и уставилась на Андрея злыми, голодными глазами.
— Теперь… тебя понизят… в звании… — прошептал он пересохшими губами, — а то и вообще… разжалуют… и сошлют на… историческую родину… котлы полировать…
— Шутник, — буркнула демоница, остывая. Сощурилась на Асмодея. — Ты хорошо заметал следы? Крылатому ведь будет нелегко отыскать нас?
— Его вызвали по неотложному делу, — произнес Асмодей, сладко жмурясь на огоньки свечей, будто знал куда больше, чем некоторые. — Я управлюсь прежде, чем он спохватится.
— Вы отвлекли его… выманили… — догадался Андрей. Язык во рту будто распух и не ворочался.
— Побойся… Этого, — Асмодей вскинул руку, небрежно указывая вверх, — не к ночи будь помянут. Как бы мне удалось провернуть подобный фокус? Прикинуться ангелочком?
И все-таки догадка попала в цель — Андрей мог поклясться!
— Однако мы заболтались, — в руках у демона очутился толстый фолиант. Тускло мигнул драгоценный камень на тисненной красной коже. — Приступим.
Асмодей раскрыл книгу, приосанился: сосредоточенный, отчужденный и одновременно насмешливый.
— Чтобы не сбиться, зачитаю, — отвесил извиняющийся поклон и откашлялся.
Андрей оцепенело следил за ним, превозмогая тошнотворную смесь унижения, страха, безысходности и омерзения. Горло стиснул болезненный спазм надрывного крика, но с губ не слетело ни звука.
Первые же слова упали в пространство, как тяжелые булыжники падают в воду, с плеском и волнами. Дрогнули и заметались огоньки свечей, всколыхнулись тени за строительными лесами. По полу, подняв пыль, пополз сквозняк.
Андрей ощутил, как тяжелеет голова, как опускаются веки. Он заморгал быстро, упрямо, не желая сдаваться смертельному холоду, прокравшемуся в оскверненную часовню. И забился в путах, силясь ослабить веревки, сползти ниже или уронить столб, на котором висел. Он бы выиграл время, отсрочил неизбежное — хоть немного!