— Гляди-ка, очухался, — Белфегор пнула его по запястью, и рука подломилась. Азариил ударился плечом об пол. — А с тебя я все-таки спущу шкуру, девка! Эх и достала ты уже своими псалмами!
И вот тут Азариил ощутил, как в нем разгорается незнакомое доселе чувство, как оно закипает и клокочет внутри, как застилает взор багровой пеленой. Впервые в жизни, поддавшись искушению, он впустил в себя злость. И обнаружил, что в глубинах человеческой ярости сокрыт поистине неисчерпаемый источник сил.
Он сам не осознал до конца, что произошло. Мгновение назад корчился в пыли, — и вдруг оказался твердо стоящим на ногах. Был удар или нет — бог весть, только Белфегор, воспарив над полом, пересекла зал и обрушилась прямо на алтарь. Младенца смело с жертвенника. Сосуды с душами опрокинулись, покатились и один за другим стали соскальзывать на пол. Сухой треск лопнувших амфор разнесся по церкви:
Хлоп!
Крак!
Бах!
Осколки рассыпались яичной скорлупой и со свистом принялись морщиться, корежиться, истончаться. Над ними заклубились, медленно вытягиваясь ввысь, очертания человеческих тел. Мутные, грязные и кривые, они заныли и застенали.
— Нет! — заорал Мастема, отшвырнув от себя Хранителя — тот врезался в иконостас и мигом развернулся, но нападать повременил. — Держите их. Не дайте им улизнуть!
Обезумев, он бросился подбирать остатки разбитых вессаонов, и демоны последовали его примеру: загудели, забормотали свои богомерзкие заклинания, опутывая освобожденные души наспех сотканными сетями.
Видимо, догадавшись, что толку от удерживающих ритуалов теперь не будет, Мастема выпрямился, воздел руки и заорал — на сей раз призывая силы ада в помощь Аваддону. Голос громовым раскатом прокатился под крышей, завибрировали стены, посыпались на пол оставшиеся оконные стекла. В земле зарокотало, земля с утробным урчанием содрогнулась.
Хранитель окутал душу Андрея текучими, тонкими крыльями и повлек прочь от жертвенника к телу на столбе. Азариил, позабыв о боли, как мог, расправил крылья и подхватил Варю — та вцепилась в него и, кажется, продолжала бормотать какие-то молитвы.
— Стоять! — на пути вырос Асмодей. — Отсюда только одна дорога — в ад!
— Беги, — шепнул Азариил праведнице и дотронулся до ее виска. — Прозрей и беги!
У Вари округлились глаза — неужели и впрямь прозрела?! Неужели получилось? Значит, силы возвращались. Испуганно пятясь, она обогнула почерневшего от злобы бывшего серафима и ринулась к столбу; ей теперь открылось невидимое: и Хранитель со сверкающим мечом, и чистая душа брата…
Асмодей не стал впустую сотрясать воздух, увлекаясь пафосными речами и трубя о намерениях. С молчаливой звериной яростью он нанес удар. Адская сила хлестнула по лицу, и Азариил отшатнулся. Раскинув руки, едва устоял — и тут же новый выпад сшиб его с ног. Крылья, казалось, превратились в месиво из перьев, крови и перемолотых костей, чудовищная боль лишила зрения. Ощупывая пол, словно слепой новорожденный котенок, он поднялся на колени, упираясь руками в пол. Следующий удар раскрошил ребра. И в мутной пелене едких слез, текущих по щекам от нестерпимой боли, Азариил вдруг увидел подкупольное пространство: сумрачное, снежно-ветреное, наполненное восстающей из земных недр нечистью. А позади тьмы, кишащей тварями, на размокшей штукатурке — тусклые, поблекшие лица святых.