— Вот именно, — надавила я голосом, поймав наконец слабое место в её очень убедительной логике. — Отца я люблю, а мистер Тидэй меня раздражает. Нет, бесит. Доводит до белого каления.
— Что не мешает ему, бросив все дела, отправиться с тобой в сомнительного рода путешествие, где, как я подозреваю, ждёт тебя куча всяких неприятностей, Эренифация Пайн. А памятуя о твоей способности влезать куда не надо, придётся ему не раз рисковать жизнью.
— Думаю, это не понадобится, — кажется, наша перепалка набирала не только обороты, но и громкость. Соседи безумно обрадуются сплетням. — Вы с честью справитесь со всеми трудностями, моя драгоценная Герда.
Домоправительница чопорно поджала губки, заиграла ямочками на пухлых щеках и доверительно поправила меня:
— Всего лишь позабочусь о вашей репутации и благопристойности в меру моих достаточно скромных сил.
Несмотря на округлые формы и кажущуюся мягкость, этой женщиной можно забивать гвозди. И наивен тот, кто думает иначе. Я решительно взяла её под локоток и завела в дом. Герда не сопротивлялась. Шла рядом, как гордый флагман, а переступив порог, тут же начала командовать.
Сложить вещи. Взять нужное в дорогу. Не забыть важные мелочи. Коротко, ясно, по существу. Моя бесценная домоправительница рубила слова, помогая себе резкими жестами, зорко следила, чтобы не нарушалась аккуратность. Успокоилась она, когда я почти падала с ног и готова была, как щенок, вывалить язык на плечо. Зато никто не смог бы придраться к правильности упаковки багажа.
— Теперь я могу и домой отправиться, заняться своими сборами в дорогу. Не расслабляйся, Рени! К вечеру приду послушать, что расскажет юный отпрыск дона.
Мне нравилась её манера разговаривать со мой то на «ты», то на «вы». Так она выражала своё отношение к происходящему, а я понимала, когда миссис Фредкин меня поддерживает, а когда порицает.
Каким длинным может оказаться один-единственный день. Я не чувствовала ничего
— только усталость. Когда в доме стало тихо, перестал звучать уверенно-бодрый голос Герды, на меня навалилось одиночество. Тихое, безмолвное, с печальными глазами.
Я смотрела ему в лицо и грустила. Я рассматривала его очертания сквозь пар, пока принимала ванную, и умирала от затаившейся по углам темноты. Я вылила его горькими слезами, когда лежала на кровати, скрутившись калачиком, и гнала прочь.
Мисс Эренифация Пайн, никогда не страдавшая от отсутствия общества и своего места в нём, вдруг остро захотела превратиться в обычную девушку, скромную и приличную, разговаривающую о женихах и модном цвете обоев в этом сезоне. Как жаль, но мне никогда не стать такой. Как жаль…