— Все в порядке?
— Да.
Предметы обретают четкость, только в ушах все еще стоит противный звон.
— Уверен?
Я киваю снова — просто потому, что не хочу нагружать его еще большими проблемами. Еда — это такие пустяки. По сравнению со смертью Пола или необходимостью посещать психотерапевта.
— Ты вообще обедал сегодня? — задает Торий тот вопрос, который, я надеялся, не задаст никогда.
После выяснения отношений лишняя ложь не сыграет мне на руку, поэтому отвечаю расплывчато:
— Я работал.
— А завтракал? — не сдается он.
Пожимаю плечами — этот жест можно расценить, как угодно. Стараюсь не глядеть на Тория — теперь о его взгляд можно обжечься.
— Когда ты ел сегодня в последний раз? — допытывается он.
— В последний раз я ел вчера, — послушно отвечаю я.
Возникает опасение, что ваза с конфетами сейчас полетит в мою голову. Но Торий просто произносит:
— Ты идиот?
И кладет на стол десятку — ровно столько, сколько я передал накануне в благотворительный фонд.
— Шагом марш в столовую! — велит он мне. — И без глупостей, понял?
— Так точно, — по старой военной привычке отзываюсь я.
Забираю деньги и выхожу из кабинета. И только потом вспоминаю, что снова забыл поблагодарить.
* * *
На табличке написано:
"Доктор Вениамин Поплавский, психотерапевт".
Перечитываю и раз, и другой. Чертыхаюсь.
В Даре не приняты длинные имена. В Ульях мы почти не общались между собой. Понадобилась уйма времени, чтобы научиться разговаривать хоть сколь-нибудь развернутыми фразами. Поэтому имя и должность доктора кажутся мне небесной карой за все мои прегрешения.
Решаю про себя, что буду называть его "здравствуйте, доктор" и "до свидания, доктор".
Берусь за ручку. Она скользит под мокрой ладонью. Порог кабинета — как мостик. Тот, что соединял коридор Улья с его сердцевиной — куполом, где обитала Королева.
Воздух там становился тяжелее, суше, а запахи приторнее. Я помню чувство головокружения и удушья, с каким шел по колено в клубящемся тумане, среди покатых сводов, покрытых белым восковым налетом. Панический ужас, от которого подгибались ноги, и высыхала во рту слюна. И хотелось бежать — прочь, не разбирая дороги, пока хватает сил. Но от Королевы не скрыться — вечно голодная, окутанная пеленой тумана, она знала о тебе все. Ее призрачный голос вторгался в мозг и вычищал его от неуставных мыслей, как нож вычищает тушу животного от потрохов. Я обожал ее, как жрец обожает свое божество. И боялся до обмороков. И был не одинок в своих чувствах — каждый преторианец испытывал нечто подобное.
В таком ключе психологи кажутся мне хорошими преемниками Дарской Королевы. Их работа тоже напоминает препарирование — разума, а не тела. В какой-то степени это похуже пыток.