Отчаянно хочется, чтобы эти "здравствуйте" и "до свидания" оказались последними. Но я также отдаю себе отчет, что если лидер васпов позволит себе нарушить правила — то кто их будет придерживаться вообще?
"Контроль", — говорю себе я.
И вхожу.
Помню, первое, что бросалось в глаза в кабинете моего прошлого куратора — это стол. Здесь его нет. Вообще. Вместо стола противоположную стену занимает большое окно, наполовину занавешенное тяжелыми шторами. В углу стоит журнальный столик и торшер. А рядом — кресло.
И в нем сейчас сидит пожилой толстяк и ест мороженое. Ложка дразняще позвякивает о стенки вазочки. "Клубничное", — отмечаю про себя, а вслух говорю:
— Разрешите войти?
Доктор подскакивает, будто только теперь меня увидел и не слышал ни скрипа двери, ни моих тяжелых шагов. Его круглое лицо расплывается в улыбке.
— Ян Вереск? — произносит он. — Очень рад наконец-то с вами познакомиться! Да вы не стойте, проходите-проходите. Я не кусаюсь.
Его лукавая улыбка и шутливый тон сразу начинают раздражать.
— Меня направил отдел по надзору, — сухо говорю я.
Доктор ставит на стол вазочку с мороженым, разводит руками.
— Что ж поделать, голубчик! Я ведь жду вас, а вы все не идете. Да вы не стойте в дверях!
Он подходит ко мне, а я инстинктивно отступаю — и в спину упирается круглая ручка двери. Как пистолетное дуло.
— Куртку можно повесить сюда, — тем временем говорит доктор и показывает мне вешалку. — Вам помочь?
Он дотрагивается до меня. И по моему хребту прокатывается ледяная лавина.
Обычно васпы избегают прямого физического контакта. Эта привычка формируется в пору ученичества, когда любой контакт влечет за собой только одно — боль. Люди же не трогают нас потому, что мало кто в добром здравии захочет погладить таракана. Это неприятие заложено в генетической памяти. В глубинных инстинктах. Как в наших — заложена жажда разрушения.
Но отступать некуда, поэтому я неловко снимаю куртку (конечно, от волнения и природной неуклюжести путаюсь в рукавах). И доктор начинает мягко, но непреклонно оттеснять меня в комнату. Его жесты ненавязчивы, а я чувствую себя зверем, угодившим в капкан хищника еще более хитрого и беспощадного. И тем опаснее капкан, что выглядит на первый взгляд безобидно. В этом лукавство и подлость человека. Лучше бы меня просто повели на дыбу — так было бы честнее.
— Простите, ради бога, вы, должно быть, решили, что я вовсе не ждал вас, — продолжает доктор. — Представляю, что вы могли подумать, когда увидели, как я втихаря уплетаю мороженое!
Он смеется, отчего его щеки наливаются ярким румянцем. Я пристраиваюсь на самый краешек дивана. Внутри я весь — пружина. Но что бы ни говорил и не делал сейчас психотерапевт — мне придется выдержать и это.