Град огненный - Елена Александровна Ершова

Град огненный

Настала эпоха перемен. Военные игры кончились, и мы увидели, что мир больше не ограничен стенами Улья. Но что же дальше? Сдаться на опыты, ждать смерти или жить рядом с людьми? Ведь есть те, кто хочет, чтобы все осталось по-прежнему. Потому что только в мире, полном отчаяния и страха, проще вершить темные дела. Кольцо сжимается, надежда тает, но мы успели увидеть, куда указывает стрелка "Выход".Последняя часть трилогии "Царство медное: Легенды Сумеречной эпохи".

Читать Град огненный (Ершова) полностью

Настала эпоха перемен. Военные игры кончились, и мы увидели, что мир больше не ограничен стенами Улья. Но что же дальше? Сдаться на опыты, ждать смерти или жить рядом с людьми? Ведь есть те, кто хочет, чтобы все осталось по-прежнему. Потому что только в мире, полном отчаяния и страха, проще вершить темные дела. Кольцо сжимается, надежда тает, но мы успели увидеть, куда указывает стрелка "Выход".


Последняя часть трилогии "Царство медное: Легенды Сумеречной эпохи"

ЧАСТЬ 1

Офицер четвертого Улья мертв.

Он повесился на дверной ручке, на собственной портупее.

Уже больше года как нет ни званий, ни Ульев. Но между собой мы все равно называем Пола офицером — от старых привычек тяжело избавляться. Я видел его на прошлой неделе. Мы не разговаривали, но в знак узнавания Пол коротко мне кивнул.

Теперь его голова повернута под неестественным углом. Налитые кровью глаза смотрят с упреком, будто спрашивают: "Зачем?". И я повторяю про себя его посмертный вопрос. Но не спрашиваю, зачем так позорно и добровольно ушел из жизни этот нестарый и крепкий вояка, некогда командовавший лучшим роем Улья.

Спрашиваю в который раз: для чего я заварил всю эту кашу?

И не нахожу ответа.

* * *

Вести дневник — задание терапевта.

Одна из тех глупостей, что навязывали нам в реабилитационном центре.

Мы не так уж общительны сами по себе. А длительная изоляция и специфический образ жизни не способствовали развитию коммуникативных навыков — все это не мои слова. Ставь диагноз я, вместо "длительной изоляции" значилось бы одно слово "затворничество", а вместо "специфический образ жизни" — "насилие и мародерство".

Но врачебная этика щадит наши чувства, что само по себе вызывает у меня смех (щадить чувства нелюдей? Ха!), хотя добрая часть населения все еще называет нас "выродками" и "насекомыми". Что не так уж далеко от истины.

Мы называем себя по-прежнему "васпы".

Кажется, я впервые услышал это страшное слово еще в детстве…

"Кажется" — потому что не помню ничего из того, что было раньше, в моей человеческой жизни. И это одна из причин, почему люди все еще ненавидят нас. Память — фундамент любого народа. Мы же лишены ее, оторваны от своих корней. Навязанная нам чужая жизнь — фальшива. Но у кого из нас был выбор?

"Не будешь слушаться — придут злые васпы и утащат тебя в свой Улей", — так говорила женщина, лица которой я теперь не вспомню. Но я помню запах ее рук — запах хлеба и молока, и помню, как она укрывала меня пуховым одеялом — белым, как снег на кедровых лапах. А снаружи текла морозная ночь, и было страшно — вдруг они уже стоят за окном? Безликие, серые, пахнущие медью и приторной сладостью.