— Вы знаете, я на самом деле страшный сладкоежка, — посмеиваясь, продолжает доктор. Он садится напротив, в кресло, и теперь нас разделяет только журнальный столик. — Моя жена совершенно этого не понимает и всегда оттаскивает от кондитерских отделов. Однажды она послала меня за хлебом, и знаете что? Я вместо хлеба купил два кило конфет. Так что здесь у меня тайное логово. Поддаюсь соблазну, когда выдается свободная минутка. Понимаете теперь, что вы своим приходом спасли меня от обжорства?
Я молчу. Его многословие раздражает. Но еще больше раздражает запах клубники и сливок.
— Раз уж вы зашли в гости, — заканчивает свою реплику доктор, — поможете мне разделаться с порцией? Клянусь, если я съем хоть еще немного — на мне разойдется халат!
Он поднимается и достает еще одну хрустальную вазочку. Перекладывает из початого брикета остаток. Я сглатываю слюну и слежу за его передвижениями. Наверное, я сейчас похож на осу, которая кружит вокруг блюдца с сиропом, но так и не решается сесть — ведь где-то рядом маячит тень от мухобойки.
— Угощайтесь, дружочек, — добродушно говорит доктор и протягивает мне вазочку.
Я поднимаю на него взгляд.
— Это подкуп? — через силу выталкиваю я.
На лице доктора не дергается ни один мускул. Улыбка кажется искренней, но в глазах затаилась хитринка.
— Что вы, голубчик! — простодушно возражает он. — И в мыслях нет! Впрочем, не хотите, как хотите.
Он ставит вазочку на стол. Подвигает поближе ко мне. Его попытка установить контакт может показаться забавной… но полуголодное существование последних дней не настраивает меня на веселье.
— Предлагаю на чистоту, док, — сдержанно и четко произношу я. — Я вам не голубчик и не дружочек. Я вам не нравлюсь. Вы мне не нравитесь тоже. Или задавайте ваши вопросы, или — баш на баш. Вы мне — штамп в диагностической карте. Я вам — рекомендацию. Идет?
Теперь я смотрю на него в упор — тем взглядом, от которого раньше в страхе сжимались солдаты и падали на колени люди. Но доктор лишь сокрушенно качает головой.
— Боюсь, вы что-то напутали, голубчик, — с сожалением произносит он. — Ошибочно приняли меня за кого-то, и я даже знаю, за кого: за бездушного карьериста, которому нет дела до чужих судеб. Возможно, вы привыкли иметь дело именно с такими? Тогда мне вас искренне жаль.
— Так что за печаль? — огрызаюсь я. — Подпишите карту — и мы никогда больше не встретимся.
— Э, нет. Так не пойдет, — категорически заявляет он, и в прежде мягком голосе я улавливаю металлические нотки. — Ничего не дается легко и просто, голубчик. Вам ли не знать? Побег от проблемы так и останется побегом, но не ее решением.