–Он увёз её! Избил и увёз! – Она снова начала плакать, захлёбываясь рыданиями.
Хидежи сорвался с места, оставив леди Иванну в одиночестве, и бросился к комнате Эльжебеты. В этом крыле тоже было пусто, но на шершавых плитах пола возле двери он заметил пару капелек крови. Нет... Сердце с мучительной болью билось о рёбра, стараясь вырваться из груди. Похолодевшими пальцами он отворил грубую деревянную дверь и вошёл внутрь.
Раздавленное стекло на полу, её юбка из цветных полос, растерзанным полотном она свисала с кровати, на ней тоже были видны капли крови... Хидежи прошёл внутрь. Старое зеркало отразило его напряжённую фигуру. Он метнулся к камину и, собрав в кулак золу, вернулся к позолоченной раме. Высыпая на блестящую поверхность золу, он шептал слова наговора, заставляя зеркало показать всё, что здесь происходило. И зеркало послушалось, оно отразило, как тучный старый граф входит в комнату, как в злобе мечется из угла в угол. Бледной тенью показалась Эльжебета, входящая в комнату. Хидежи видел, как граф бросился к своей жене, срывая с неё плащ, как он со злостью ударил её, рассекая до крови своим перстнем нежные губы. По зеркалу пошли трещины, ощущая гнев Хидежи. Не отрываясь, он смотрел, как старик избивает молодую жену, что-то ей крича. Он видел, как плотно сомкнуты её кровоточащие губы, и какой ненавистью горит взгляд красивых глаз.
Обессиленную и избитую, граф вручил её своему слуге, словно грязную ненужную вещь, и вышел из комнаты, наступив на стеклянный пузырёк. Зеркало взорвалось миллиардом сверкающих осколков. Блестящие кристаллы выстрелили по всей комнате, странным образом минуя Хидежи. Лишь по его пальцам побежали ручейки крови.
Совершить убийство легко. Особенно, когда знаешь кого убить и за что. Особенно, когда эта потребность рвётся из тела, из души. Словно обезумев, он плутал, как в тумане. Воспоминания подёрнулись белой дымкой. Вот он находит графа в его комнате, а вот у его ног уже окровавленное изуродованное тело. И, стоя там, над трупом графа, Хидежи жалел лишь о двух вещах – что позволил Эльжебете убежать и, что не успел вовремя скрыться.
Против человека использовали железо, против колдуна – рябину. Даже сил Хидежи было недостаточно, чтобы вырваться из рябиновой клетки. Деревянные прутья были для него крепче железа, смертоноснее яда. Они вытягивали из него силу, наполняя вены грязью, превращая кожу в пепел. От малейшего прикосновения к рябиновым прутьям его руки начинали гореть. Кровавые раны на ладонях, открытые ожоги – он уже не обращал на них внимания. Никакая магия не помогала уничтожить эту клетку. Днём, выставленный на всеобщее обозрение, словно ярмарочный уродец, он тихо шептал лишь одно слово. Ночью, когда люди боялись Тьмы, он оставался один, но продолжал шептать. Это слово вселяло в него силы, чтобы вновь и вновь браться за прутья и пытаться их сломать. И даже когда воздух был наполнен запахом горелой плоти, он не отступал.