— Вам нехорошо? — встревожился Тайкан. — Носилки наири!
— Не надо! — остановила Анна ретивых слуг. И взяла своего телохранителя под руку. — Покажи мне еще... что-нибудь.
Тайкан на мгновение задумался, а потом свернул на другую тропинку.
Не было больше измельченной коры. Под ногами лежали гранитные плиты. Между ними пророс мох и трава, а сосны сменились разлапистыми елями. Почти такими же, как и вокруг той беседки, что послужила Анне временным приютом.
Но эти... Садовники и тут постарались! Сорта подобрали со всяческим тщанием. Цвет хвои менялся от желотоватого до почти черного, с переходом через все оттенки зеленого. Казалось, это огромный рубин отразил в себе солнце, преломил и окрасил его лучи, позволив насладиться нюансами оттенков. Но и в этом великолепии не было естественности.
— Вы думаете о нем?
— М? — Анна даже удивилась. Искусство садовников сумело отвелчь от горьких мыслей, а Тайкан снова вернул к ним. — Нет. Я думала о то, как же у них это получается. — Анна обвела рукой окружающее. — Красиво. Но не пойму, нравится мне, или нет.
— Наверное, я плохой спутник, — вздохнул Тайкан. — Эйр бы нашел слова...
— Ты прав, — вдруг решилась Анна. — Он нашел бы слова. Он их всегда находит, даже когда не надо. Рядом с ним мне нравилось все: дождливая погода или солнечная, гроза или вёдро, удушающая жара или пронизывающий ветер. А без него...
— Пустота... — закончил Тайкан.
Анна осеклась. Сейчас он не о ней говорил. О себе. Та старая тоска не прошла. Пустила корни в душе, приросла, проросла — не выкорчевать.
— Все еще... болит? — она приложила руку к мужской груди.
— Болит, — просто согласился он. — Наири, Анна! Умоляю! Не идите по этому пути, не позволяйте случайным размолвкам привести к непоправимой беде!
— Случайным разборкам? — Анна покатала словосочетание на языке. Как камушек. Или невкусный леденец. — Случайным...
— Именно, госпожа. Я не знаю, что на самом деле произошло между вами, чем прогневал вас Эйр, но уверен: он сам об это жалеет. Наири для него вся жизнь, его сердце, его дыхание...
— И поэтому он не желает признавать собственного ребенка? — горькая усмешка искривила припухшие губы.
— Не не желает, госпожа. Он не смеет.
Анна резко остановилась:
— Не смеет? — эхо подхватило вскрик и отправило гулять между деревьями. — А кто может запретить Верховному рорагу что-либо? Насколько я помню, даже мои приказы он переиначивал по-своему!
Вместо ответа Тайкан опустил взгляд на правую руку. На пальце мерцало серебром жвериндовое кольцо.
Анна вскрикнула. И тут же прижала ладонь к губам, чтобы не выругаться. Дура! Как она могла забыть про Проклятье Жверинды! Эйр смертельно боялся за ребенка, боялся настолько, что ни жестом, ни словом не смел выразить участия в его судьбе. Он мог только заботиться о самой Анне.