Странно, но персона Аглаи в качестве инструктора всех устроила, ученицы школы знали о своей бедовой «ночной королеве» намного больше меня.
— А оставшиеся пути? — пискнула Феофания.
— Которые сестры не жалуют, — не преминула добавить Антонина.
— Первый — не зависимый от нас, еще можно назвать естественным или природным: от чрезмерной нагрузки, упражнений или езды верхом.
— Правда?! От езды верхом?!
— Бывает, но не так часто, как возмечталось некоторым. И сестричество может не поверить в вашу безгрешность.
Те, кто начал радостно прикидывать что-то в уме, приуныли.
— Второй способ — самостоятельно, с помощью подручных средств, без чьей-либо помощи, — продолжала преподавательница. — Способ не столько греховен, сколько непонятен: а зачем? Природа не любит обмана. Все, предусмотренное природой, должно происходить естественно.
— Как же с первоболью? Разве мы не попытаемся ее обмануть? — с язвительной серьезностью осведомилась Антонина.
Варвара объяснила:
— Это не обман, а следование той самой природе. Урок для того и нужен, чтоб научить делать правильно.
— Логично, — успокоилась Антонина, а ее ладонь как-то автоматически погладила меня по ноге.
Высокая, крупная и пышная, девушка нравилась мне за деловитость и основательность. В ней чувствовалась ответственность, встречаемая не так часто, как хочется, но вечные раздраженность и подозрительность портили впечатление. Некогда утонув в ехидном пессимизме, она так и плавала в нем, попутно хватая и таща туда окружающих. Дважды мне доставалось даже больше, чем мог вынести. Едва отбился. Тем не менее, хорошего в Антонине тоже имелось немало, и столь же немалая часть этого хорошего упорно притягивала взгляд. Даже на корточках царевна сидела прямо и величественно, из-под низко упавшей соломенной гривы на меня уставились две пары глаз: бледно-синие маленькие — пронзительные и немного печальные, и малиново-красные большие — круглые и широко разнесенные на выпуклых мясистых белках. И губы — все плотно сжаты, словно обиделись, одновременно показывая, что при хорошем поведении собеседника могли бы ему и улыбнуться…
— Ты сказала, что путей тринадцать, а перечислила только четыре, — обратилась к преподавательнице Любава.
— Верно. Оставшиеся пути еще более греховны, за них сестры налагают строгую епитимью. Давайте перечислим, кто что думает.
— По влюбленности, — логично предположила Кристина, выстрелив в меня взглядом.
Спрятанная за распахнутыми створками дырчатая занавесь, судьба которой стараниями преподавательницы висела на волоске, активно сотрудничала с моей ладонью на предмет знакомства, и кудрявая царевна этого уже не стеснялась. Взор конфузливо сиял, лицо словно хлебнуло варенья. Работали так называемые окна Овертона: маленькими шажками человек в конце концов приходит к тому, что изначально считал неприемлемым. Ох, Варвара, ох, манипуляторша…