Я не сразу заметила, как меня к себе прижал мужчина, как гладил по волосам, по коротким обрезанным волосам, как аккуратно стирал слезы с разбитого лица, промокая их мокрой тканью.
- Тише, моя хорошая, все позади….
Это хорошо, это самое главное.
- Мой малыш, как мой мальчик…
А еще у меня в груди болело от осознания того, что все это время мой маленький ангел был без меня, что он плакал, скучал по мне, искал глазами. Мы с Тимошей никогда не расставались, он для меня все – и воздух, и свет. А сейчас как он? Что с ним?
- Он с Олей и моей мамой. С ним все хорошо.
- Домой хочу, к сыну хочу…
И вновь слезы, неконтролируемые, горькие, жалкие.
Я не знаю, сколько времени прошло до того, как смогла успокоиться. Точнее, вернуться в то состояние, когда чувствуешь себя овощем.
Врач, пришедший в палату, подбадривал меня хорошими прогнозами. А мне было уже все равно. Меня отсюда долго еще не выпустят.
- Совсем скоро можно и домой…
Вот эта фраза меня заинтересовала, я даже повернула голову в сторону мужчины.
- Когда…. домой?
- Через два дня соберем вас…
Я ждала этих дней как никогда. Я жила мечтами о том, как возьму своего мальчика на руки. Как буду его целовать, в силу своих возможностей…. А плевать, я буду целовать его, обнимать и сдерживать гримасу боли. Буду ему улыбаться, буду с ним разговаривать. И не отпущу, никуда и никому больше не отдам.
* * *
Врач не соврал, и нас действительно отпустили. Правда, в дороге Мирон сообщил, что к нам будет приходить врач и следит за моим здоровьем, что мы будем ездить в частную клинику на диагностики. Но пообещал, что в больнице лежать не буду.
Мужчина сжал мои пальцы и постарался заглянуть в глаза, а я отвернулась. Мне было противно от себя, от того, какая сейчас. Половину лица занимал синяк, который медленно становился оранжевого цвета, двух зубов во рту не хватало, поэтому я даже не улыбалась и лишний раз не открывала рта. А еще в совокупности со всем этим я увидела свои волосы. Точнее то, что от них осталось. Меня было проще обрить наголо.
Поэтому сейчас на моей голове платок, закрывающий весь ужас. А в руках темные очки во все лицо. Их я поспешно надела, закрываясь ото всех.
Мирон лишь притянул к себе, как-то тяжело вздохнул и переплел наши пальцы. Какой же он все-таки замечательный. Не отказался от меня, не отходил все эти дни от кровати. Помогал со всем тем, с чем не справлялась сама. Но сейчас я его стеснялась. Себя стеснялась. Глупо? Да, мне так говорил мужчина. Но ничего с собой поделать не могла.
Нас привезли к дому Мирона, и я рыбкой юркнула в подъезд, чтобы никто не заметил. Хотя меня даже не узнали бы. Черные брюки, синяя рубашка с длинным рукавом и поднятым воротом, на голове тонкий шарф, очки. Я постаралась спрятаться от этого жестоко мира за безразмерной и темной одеждой. И мне удалось.