Месть очкарика (Мелоди) - страница 73

Какое-то время Ян стоит с закрытыми глазами, поднимаюсь на ноги и делаю несколько нетвердых шагов к двери. Губы саднит, меня всю трясет мелкой дрожью и с каждой секундой все сильнее охватывает ощущение пустоты.

— Разве я сказал, что ты можешь идти? — раздается глухой голос и я замираю на пороге.

— Тебе мало? — вопрошаю с горечью.

— Мне всегда тебя мало.

Ян уже рядом, даже не успеваю понять, как это получилось. Подхватывает меня на руки и несет обратно, к кровати. Он успел до конца раздеться. На мне лишь белье, которое исчезает волшебным образом, стоит оказаться на постели. Ян нависает сверху, целует меня в шею, склоняется ниже, поочередно посасывает мои груди, прикусывая соски до легкой боли. Склоняется ниже, проводит языком по животу, щетина на подбородке слегка царапает кожу, но ощущение кажется удивительно приятным.

Ян обнимает меня все крепче, ласкает языком пупок, заставляя выгибаться от восхитительных ощущений.

Голова Морозова нависает над моим пахом, и я начинаю нервно ерзать, но его руки крепко обхватывают бедра, затем одна ладонь нажимает на живот. Морозов раздвигает мне ноги и приникает к бедрам, ласкает языком сокровенное местечко, уверенно и умело… Каждое его движение наполнено томительной чувственностью, и во мне снова разгорается желание, хочу отдать ему все, что бы ни попросил. Понимаю, что все неправильно, что снова нахожусь в положении жертвы… Но как же сладко вот так лежать с ним… под ним… сейчас мне абсолютно плевать на все. На его отношение ко мне, на злость, на статус. Есть только наша потребность, наши тела, дрожащие от тяги друг к другу.

Ян продолжает ласкать, лизать меня, иметь меня языком и это самые волшебные ощущения что я когда-либо испытывала. Мое дыхание учащается. Все тело пронзает сладостная дрожь, огонь разливается по всему телу, и оно бешено содрогается от затопившего блаженства разрядки…

Ян приподнимает голову, смотрит на меня долгим внимательным взглядом, под которым краснею, шарю руками по постели, мечтая прикрыться. Глупая стыдливость, но ничего не могу поделать с собой. Морозов наклоняется над моим лицом, с нежностью берет в ладони мои горящие щеки и впивается в губы жадным поцелуем. Целуемся до тех пор, пока не начинаем задыхаться. Поначалу смущаясь, постепенно тону с головой в чувственной игре языками, постанываю, покусываю настойчивые мужские губы, ерзаю, желая большего…

— Замри. Я вряд ли еще смогу сдерживаться… — хрипло бормочет Морозов. — Черт, совсем не могу, — с этими словами накрывает мое тело своим.

— Скажи, что хочешь меня, — приказывает свистящим шепотом. А у меня дар речи пропадает, кажется, даже что-то непонятное промычать не могу.