— Алексия, прошу, поверь мне! Венетри не настаивали на женитьбе, это было мое решение! Я не хотел подбираться к тебе ближе, я хотел быть с тобой!
— Ах, и за это я должна быть тебе благодарна? — Она рассмеялась издевательским смехом, но внутри нее в этот момент что-то умирало. Лопались невидимые струны ее души, одна за одной. Одна за одной.
С губ Алексии сорвался стон — она поняла. Она все поняла.
— Ты специально поддерживал во мне веру в то, что отец жив. Ты видел мои страдания, но говорил это не для того, чтобы их облегчить. А для того, чтобы я продолжала его искать. Чтобы я продолжала искать шифр к дневнику. А все это время отец находился здесь, в лаборатории. И когда ты предлагал мне помощь в расшифровке… Что? Они потеряли терпение? Велели тебе надавить на меня?
— Они хотели действовать более жестко. Хотели тебя похитить. Но я не дал им этого сделать.
— Как благородно, — процедила Алексия.
Кристофер приблизился к ней, она сделала шаг назад. Отступала, пока оба они не поняли, что еще немного — и она упрется спиной в жалящие прутья клетки. Тогда Кристофер остановился — на расстоянии вытянутой руки от нее.
— Алексия, пойми, я — лишь пешка в руках своего отца. Но все это можно изменить. Сейчас не время делить мир на черное и белое. Ставки слишком высоки. Если удастся привнести магию Бездны в Алырассу, только Венетри, в руках которых источник этой магии, будут обладать ею. А значит, весь мир, как бы пафосно это ни звучало, будет в наших руках. Присоединяйся к нам, Алексия… И когда мир изменится, ты будешь вместе со мной на его вершине.
Отвращение всколыхнулось в желудке, словно яд, подступило к горлу. Алексия сузила глаза и прошипела:
— Ты жалок, Кристофер. Даже для своих Венетри ты — пустое место. Я никогда — слышишь? — никогда не буду твоей. Даже если Алырассу поглотит Бездна, даже если мы останемся вдвоем в целом мире. Я. Никогда. Не буду. Твоей.
Что-то изменилось в его лице, враз исказив привлекательные и такие любимые — еще совсем недавно — черты.
«И этого человека я целовала. И этого человека мечтала назвать своим мужем».
Боль терзала сердце на части, горечь обжигала кровоточащие раны. Алексия понимала, что попала в ловушку, но вызывать Джувенела прикосновением к заветной руне не спешила. Она сама будет расплачиваться за свои ошибки — за излишнюю доверчивость, за шоры на глазах. За то, что позволила врагу называть ее своей невестой и переступать порог ее дома.
За то, что позволила себя предать.
— Если ты расшифровала дневник отца… тебе лучше рассказать мне об этом.
— Будь человеком, Кристофер. Сделай правильный выбор — хотя бы сейчас, — прошептала Алексия. — Отпусти папу.