— Терпеть не могу, когда всякое отребье меня о чём-то просит, — прошипела Энриэлия.
— Разве тебе не жалко малыша, который может погибнуть, да и саму женщину? — спросила спутница, глядя на неё удивлённым и в то же время жалостливым взглядом.
— Плевать я на них хотела, — разозлилась та, — чем меньше их станет, тем чище будет воздух.
Дверь снова распахнулась, и в проёме показался высокий, широкоплечий мужчина. Сделав шаг, он упал на колени.
— Уважаемая леди, — дрожащим голосом обратился он к той самой Энриэлии, — вы моя последняя надежда. Я отдам последнее, что у меня есть, только помогите. Мне сказали, что вы обладаете даром целительства, спасите их, прошу.
— Вон отсюда, — заверещала эльфийка, — как ты посмел снова обратиться ко мне, мерзкое ничтожество.
По щекам мужчины потекли слёзы, с трудом встав, он вышел, прикрыв за собою дверь.
— Прошу прощения, — обратилась хозяйка ледяным тоном к эльфийкам, — но лавка закрыта.
— Ты ещё пожалеешь об этом, — белея от ярости, процедила Энриэлия, метнувшись к двери.
— Приношу свои извинения, — еле слышно промолвила её спутница, когда за той захлопнулась дверь, — мне очень жаль, что вам пришлось выслушать всё это.
Я смотрела, как девушка вежливо склонив голову, вышла, осторожно прикрыв за собою дверь, но видела перед собой лишь лицо мужчины, в глазах которого плескалась боль и отчаяние.
Настроение было испорчено. Отвратительное поведение эльфийки не выходило из головы, поэтому я слушала в пол уха разговор между хозяйкой лавки и Таной, желая, чтобы поскорее это закончилось.
— Что-то пропало у меня желание скупать половину магазина, — спустя некоторое время, подошла ко мне расстроенная Такана, — пожалуй, сегодня возьмём по паре повседневных платьев, чулки, бельё, палантины с меховой оторочкой, ну, обувь, конечно же, шляпки в тон, а за остальным придём на следующей неделе, когда привезут новые ткани для пошива. Тогда и наверстаем упущенное. Эта ненормальная, своим воплями, испортила такой замечательный день. Эх… Признаюсь, я уже готова была настучать ей по макушке, чтоб хотя бы немного сбить спесь и гордыню.
— Гордыни в ней с избытком, — ответила, забирая большой свёрток из рук хозяйки, со своей частью одежды, — но меня сейчас больше заботит не она, а те, для кого мужчина просил помощи.
— Да, слёзы в мужских глазах говорят о многом, чуть сама не разревелась, — кивнула Тана, — ладно, хватит о грустном. Пойдём, перекусим что ли.
Поблагодарив хозяйку, которая оказалась замечательной женщиной, мы отправились в кофейню, в сопровождении вышагивающего впереди волколота, на которого никто не обращал внимания, под мороком обычного дворового пса. Тана постаралась на славу, наведя на всех нас «красоту». Теперь мы ничем не отличались от большинства городских девчонок. У меня на лице, для пущего эффекта, расцвела, её стараниями, целая полянка мелких веснушек. Как она сказала — для лучшей маскировки. Ну, видимо, со стороны ей виднее. Себя же она сделала тощей брюнеткой. Так что на нашу троицу совершенно никто не обращал внимания.