Он потряс головой, сошёл с кучи земли и в наступившей уже темноте увидел, как два матроса за руки и за ноги несут очередное тело.
Убитый туземец был высок, и капитану показалось, что тело его провисло до земли и почти по ней волочится. Матросы устало положили тело в общую шеренгу. Капитан нагнулся с факелом над убитым, разглядывая его татуированное, мертвенно-успокоенное лицо, да так и застыл. У этого высокого и сильного африканца была прострелена голова: короткие волосы белёсо курчавились на лбу, подпалённые огнём выстрела в упор. Остекленевшие глаза убитого с немым укором смотрели на капитана, словно это он был во всём виноват… «Безвозвратно, безвозвратно», – опять подумалось капитану.
Между тем могила была готова, она получилась длинная, как траншея, и совсем неглубокая. Матросы принялись опускать убитых в эту могилу, тело за телом. Жуан, стоя на дне, принимал у матросов тела и устраивал их внизу, и скоро вся могила оказалась заполненной. Потом Жуан выбрался из ямы, накрыл тела циновками, снятыми с дверных проёмов, и все вместе, дружно, словно стараясь побыстрее отделаться от мертвецов, они принялись сдвигать с краёв могилы землю и ссыпать её вниз. Они и правда торопились: все смертельно устали и хотели есть, а от костра до них доносились вкусные, будоражащие запахи – это дон Родригу, доктор и сквайр зажарили тушу маленькой косули, а ещё принесли воды из ручья, насобирали в деревне дров на ночь и теперь ждали остальных.
Только у костра сегодня было не весело. Разговаривали мало, а если и говорили что-то, то тихо и приглушённо, а потом и совсем замолчали. Матросы, поев, пошли спать, и скоро они уже устраивались на подстилке из веток, мечтая о мягких аббах*, в которые они заворачивались в пустыне. Джентльмены сидели у костра и молчали.
– Да что тут говорить! – вдруг воскликнул мистер Трелони. – Взять хотя бы наши, европейские религиозные войны между католиками и протестантами… Ведь каждый раз причины этих войн были не столько религиозными, сколько экономическими… Вы не находите?
– А ещё за этими войнами стояла борьба за власть, – угрюмо сказал капитан.
– Да это, уж, как водится! – воскликнул доктор Легг, он отмахнулся от какого-то зловредного насекомого, который норовил впиться в его отросшую за эти дни рыжую бороду. – И все религиозные войны, особенно в эпоху нашего, европейского Средневековья отличались особой жестокостью.
Глаз у доктора от чьего-то укуса заплыл ещё днём, и сейчас он смотрел на всех одним глазом. Сквайр подал ему из костра горящую и дымящуюся ветку, и доктор стал ею отбиваться от назойливого кровопивца.