Вдруг Жуан вскрикнул и взмахнул своим мушкетом, опрокидываясь на спину. Где-то совсем рядом за стеной из лиан страшно зашелестела листва. Капитан мгновенно присел, протянув руки к Жуану, чтобы поддержать его, но Жуан не упал, а наоборот, взлетел в воздух и повис там головой вниз, схваченный за ногу верёвочной петлёй.
Два пастуха бросились на помощь к Жуану и тут же, вскрикнув, упали и схватились за свои ступни, из которых торчали шипы. Они застонали, запричитали по-своему что-то жалобно и обречённо, забились в конвульсиях и вскоре затихли. Жуан молча и страшно раскачивался над ними, груз свешивался с его плеч, норовя упасть. За спиной капитана испуганно переговаривались другие пастухи. Доктор Легг растолкал их, пробрался вперёд и сел на корточки перед скрюченными телами, пытаясь обнаружить в них признаки жизни. Потом он посмотрел на капитана и отрицательно покачал головой. Тут из-за спин пастухов подошёл Платон.
– Платон, помоги мне! – сказал капитан, он снизу вверх посмотрел на Жуана и протянул к нему руки.
Перевёрнутое лицо Жуана было странно искажено и не похоже на себя, взгляд его чёрных глаз был мучительный. Жуан сбросил свой мушкет, потом заплечный мешок – тот тяжело упал на руки Платона. Жуан закрыл глаза и что-то закричал пастухам. Те недолго посовещались. Потом один снял с плеча лук, прицелился в верёвку, которая уже натянуто застыла, и выстрелил. Стрела с тихим свистом перерезала часть волокон верёвки, остальные оборвались под тяжестью тела Жуана. Тот полетел вниз, и капитан с Платоном подхватили его, перевернули и поставили на землю.
– Колышек… Жуан, наверное, задел колышек, – объяснил Платон капитану. – Это такая охотничья ловушка… Пригибаешь ближайшие деревья, закрепляешь их на колышек. Антилопа идёт, сбивает колышек и оказывается подвешенной за ногу на петле… Остаётся только вынуть её из петли.
Капитан утвердительно кивнул и тут же замер, услышав крики. Крики были дальние, едва слышные, но шли они, несомненно, оттуда, куда сейчас направлялся отряд. Он напряжённо глянул на Платона и бросился вперёд по тропе. Платон догнал капитана, оттеснил с тропы и пошёл первым.
Шли они быстро, и крики с каждой минутой становились всё явственнее. Потом вместе с криками капитан услышал многоголосый вой и дикий хохот, словно смеялся буйный сумасшедший, зло, надрывно, на многие голоса, смеялся мерзко и явно издевательски, захлёбываясь, прерываясь и заходясь надсадным хохотом снова и снова.
– Гиены! Это гиены! – закричал Платон. – Они учуяли добычу и сзывают к себе всю стаю!