Если бы кто-нибудь сказал пастору, переступающему порог дома старика Кросса: совсем скоро он поймет, что дело служения своей вере – не самое главное на этом свете, он бы такому глупцу просто-напросто рассмеялся в лицо. Пастор к тому времени имел свой дом, свой приход, жизнь его текла спокойно и размеренно, чем он был доволен да еще глубоко уверен, что лучше и быть не может. Конечно же, имея глаза и уши, он видел и слышал обо всем, что происходит вокруг. Конечно же, он не мог не замечать роскошных экипажей, лихо проносящихся мимо него, неизменно следовавшего пешком. Конечно же, ему бросалась в глаза кичливая роскошь нарядов и украшений бристольской знати, конечно же, был наслышан о феерических балах, на которых веселились представители высшего сословия. Стоит ли говорить о том, что путь туда пастору был заказан, и он смотрел на все это как на нечто весьма отдаленное, недостижимое, едва ли не внеземное. Впрочем, святой отец был не так уж стар, а природа человека так устроена, он подвластен всевозможным порывам. Иногда, в исключительно редкие минуты невесть откуда свалившегося наваждения, у пастора возникало шальное желание оказаться в той роскошной коляске, рядом с еще более роскошной красавицей, величаво восседавшей там, казалось, она непременно одарит его горячими поцелуями и безумными ласками. Но пастор тут же прогонял прочь эту крамольную мысль, и кто знает, что было в большей степени этому причиной: верность вере или элементарное чувство трезвости, поскольку святой отец был реалистом и осознавал несбыточность своих фантазий. Ведь пропуском в тот сказочный мир служили деньги и только деньги, притом очень и очень большие, и самым страшным и обескураживающим для пастора было даже не их отсутствие, а сама мысль, что так будет всегда. Денег прихожан хватало на безбедное существование, но нажить богатство… Чтобы кардинально изменить к лучшему жизнь, должно произойти что-то сверх ординарное. И в один прекрасный момент…
Пастор сразу же почувствовал в предсмертном бреде старика то, что он, служитель культа, ждал, пусть даже подсознательно, всю жизнь. «Сокровища… Золото… Там много золота… «– эти слова умирающего были живительным бальзамом на душу. Ему страстно хотелось, дабы слова, медленно срывающиеся с уст отходящего в мир иной хозяина дома, прозвучали поскорее. И в то же время он понимал: в комнате находится непозволительно много для такого случая людей, а он прекрасно отдавал себе отчет в том, что за этим может последовать. Хорошо, что хитрость лекаря удалась и ополоумевший от горя сын поддался на уловку. Но двое других… Впрочем, в ту минуту главным было не пропустить ни единого слова старика, который, не ведая, что сына нет рядом, продолжал: