— Спасибо, — еле слышно произнес Тубиб.
— И он же — я в этом почти уверен — ударил вас по голове, а потом сбросил в воду…
Молчание. Тубиб не дрогнул, не пошевелился; жили только его глаза.
— Вы по-прежнему его не узнаете?
Невероятно напряженная сцена: разговор велся вполголоса, меж двух рядов коек; все больные следили за каждым их жестом, ловили каждое слово.
— Вы не хотите отвечать?
Келлер остался недвижим.
— А ведь вам известно, почему он покушался на вас!
Во взгляде больного промелькнуло любопытство. Казалось, бродяга был удивлен, что Мегрэ удалось столько разузнать.
— Это случилось два года назад, когда вы еще ночевали под мостом Берси. Однажды ночью… Вы меня слышите?
Тот кивнул.
— Однажды ночью, в декабре, вы невольно явились свидетелем преступления, в котором был замешан этот человек.
Келлер, казалось, раздумывал, как ему поступить.
— Тогда он столкнул в реку, — продолжал Мегрэ, — хозяина баржи, подле которой вы ночевали. Правда, его-то вытащили слишком поздно…
Опять молчание и полное безразличие на лице больного.
— Это правда? Увидев вас в понедельник на набережной Селестэн, убийца испугался, что вы проболтаетесь.
Больной с трудом повернул голову и посмотрел прямо в лицо Жефу ван Гуту.
Однако в его взгляде не угадывалось ни ненависти, ни злобы — ничего, кроме проблесков любопытства.
Мегрэ понял, что ему ничего больше не удастся вытянуть у бродяги, и, когда сестра попросила посетителей уйти, комиссар не стал настаивать. Они вышли.
В коридоре речник вскинул голову:
— Ну как? Здорово вы продвинулись в этом деле? Фламандец был прав: на сей раз выиграл он.
— Я тоже, — торжествующе продолжал ван Гут, — умею выдумывать всякие истории!
Не стерпев, Мегрэ буркнул сквозь зубы:
— Заткнись!
Пока Жеф в обществе Торанса сидел в кабинете на Набережной Орфевр, Мегрэ провел около двух часов у судьи Данцигера. Тот позвонил помощнику прокурора Паррену и попросил его зайти. Затем Мегрэ подробно — от начала до конца — изложил им свою версию преступления.
Судья делал у себя в блокноте пометки карандашом и, когда Мегрэ закончил, со вздохом произнес:
— В общем, у вас нет против него ни одной улики.
— Ни одной, — подтвердил комиссар.
— За исключением несовпадения во времени в его показаниях. Но любой опытный адвокат отведет этот аргумент.
— Знаю.
— У вас есть надежда добиться признания?
— Никакой.
— Бродяга будет по-прежнему молчать?
— Я в этом убежден.
— Как вы думаете, почему он занял такую странную позицию?
Объяснить это было трудно. Особенно тем, кто никогда не сталкивался с людьми, ночующими под мостами.