— А ты представляешь, во что превратится мир, если каждому будет известно, сколько ему осталось до смерти?
Нет. Этого я не представлял. Но пока раздумывал, как это сказать, она понеслась дальше:
— Это будет конец, Макс. Полная остановка социального механизма. Мир построен на двух принципах. Во-первых, каждый знает, что однажды умрёт. Во-вторых, никто не знает, когда умрёт. Второе помогает человеку отвлечься от первого. Убери второе, и первое парализует волю, надежду и мечты. Человек не сможет ни думать, ни работать. Зная время своей кончины, он будет тупо смотреть на секундную стрелку и ждать.
Её слова заставили меня призадуматься: когда это у меня была воля? На что я надеялся? И о чём таком, чёрт возьми, я в последнее время мечтал?
— …бленкер Никанорова — это идеальное оружие, которое гарантированно уничтожит врага в его логове, — с блеском в глазах продолжала Мария. — Только представь, не прикладывая никаких усилий, превращаем Запад в пустыню, сохранив народный арсенал: атомные бомбы, химию, коллекцию бактерий и средства доставки. А после капитуляции — никаких очистных мероприятий. Приходим на всё готовое!
Я смотрел, с каким аппетитом она поглощает блюда вероятного противника, и прислушивался к своим ощущениям. Тошнота и отвращение. Неужели это и есть морская болезнь? Читал в книжках, но ни разу не «болел».
Войну провёл в окопах Северного Приморского фронта. Жрали всё, кроме камней и друг друга. Счастье, что в роте нашёлся умелец, который молол сушёную рыбу, смешивал её с ржаной мукой и выпекал «рыбный» хлеб. Липкая тёмно-серая масса ненадолго спасала от голода. А когда становилось совсем невмоготу, играли в карты на поход в тыл к чухне за едой. Бывало, что оттуда кто-то возвращался. Бывало, что и с едой…
— А зачем нам оружие после тотальной победы над врагом? — спросил я. — Против кого его применять?
Она не ответила. Была слишком увлечена уничтожением продовольственных запасов Запада.
— Пойду, — сказал я, вставая из-за стола. — Дай ключ, подожду тебя в комнате.
— Я соберу еду, — пообещала она. — В каюте поешь.
— Не нужно. Тошнит. Наверное, укачало…
В каюте разделся и полез в душ. И снова горькое разочарование: горячая вода. Не в оцинкованном ведре на плите коммунальной кухни, нет, — из крана! Захотелось побежать к Марии и сказать об этом. Чтобы шла скорее мыться, — ну, как отключат?
Но потом решил, что здесь, наверное, всегда так: вместе с белоснежными скатертями, ножами с вилками, и ослепительными люстрами, под светом которых родимые пятна капитализма выглядят особенно заманчиво.