Евсеев попал в полк из госпиталя. Летал на «ДБ-Зф». В первом же дневном бомбардировочном вылете их самолет был подожжен фашистским истребителем. Экипаж выпрыгнул на парашютах и был тотчас же расстрелян в воздухе из пулеметов тем же асом.
Евсеев тоже прыгнул, немного позже, и допустил ошибку: сначала выдернул кольцо, а потом покинул кабину. Парашют, распустившийся раньше времени, зацепился стропой за хвостовое колесо и поволок за собой штурмана. Но ему повезло: возле самой земли оборвалась стропа, и Евсеев благополучно приземлился на изорванном в клочья парашюте, только вывихнул ногу.
Я слушал его затаив дыхание. Ничего себе «окрестился»!
А вскоре дали нам самолет «ДБ-Зф» под номером четыре, побывавший в бою. Над целью снаряд угодил в мотор, и летчик, не дотянув до дома, посадил машину ночью на брюхо посреди колхозного поля. Самолет отремонтировали, перегнали на аэродром.
Командир эскадрильи сказал:
— Получай «ераплан»! Машина хорошая, легкая, но… Сам знаешь — посадка на брюхо. Словом, чуть-чуть деформировалась. И летит как-то по-собачьи — боком.
Ладно, сойдет! Я и этому был рад. По крайней мере своя машина.
И вот летим мы в первый боевой. Небо закрыто облаками. Темно, как в печке. Кое-где сверкнет огонек и погаснет. И не разберешь сразу где: на земле или в воздухе. Лечу, волнуюсь. Во рту сухо. А ну как подкрадется истребитель?! А ну как поймает прожектор и шарахнет зенитка?! Что мне делать надо, какой маневр предпринимать?
Но никто не подкрадывается, и никто не шарахает. Даже линию фронта прошли без приключений. Все притаилось, спряталось.
Постепенно освоился и даже горизонт стал различать в темноте, и леса, и реки. Совсем хорошо! Ночью-то куда лучше: ты все видишь, а тебя — нет. Лечу, блаженствую. И уж гордостью меня всего охватывает: теперь-то уж я настоящий боевой летчик, как и все.
Штурман тоже, видать, освоился. Смотрю — включил в кабине свет, расстелил карту на полу кабины, встал над ней на карачки, докладывает:
— Подходим к Ельне!..
И только произнес, как у нас перед самым носом, ослепительно сверкнув, с громким треском разорвался снаряд.
П-пах!..
Штурман полетел кубарем. Вскочил и принялся царапать пальцами шпангоут левого борта.
П-пах!..
Второй снаряд. Я догадался: бьют прицельно, по освещенному носу машины. А штурман царапает стенку.
— Евсеев, ты что?! Выключай свет, к чертовой матери!..
П-пах!..
Третий снаряд…
— У-у-у!.. — подвывает штурман. — Где выключатель?!
— Да справа же!
Опомнился. Кинулся к правому борту, пошарил руками, выключил… Наконец-то! Вот тебе и Ельня!..