С того дня Алексей перестал ждать ответа от дочери. Пора было посмотреть правде в глаза. Четыре месяца – достаточный срок для того, чтобы получить ответ. Даже если письма не идут, а ползут, даже если ответ пишется не сразу, а после долгого раздумья. Интуиция подсказывала, что уж одно из трех писем непременно дошло до Лизы, и, скорее всего, дошло то, которое было отправлено Дмитрию Константиновичу. Лиза не пожелала ответить? Что ж, это ее право. Хорошо уже, если дочитала до конца. Будет над чем подумать. Если захочется.
Измученной душе был нужен покой. Иначе недолго и умом тронуться. Поняв, что дело не просто плохо, а так плохо, что дальше некуда, бессознательное подавило все желания вместе с эмоциями, ввергнув Алексея в состояние, когда ничего не хочется, когда ничто не волнует, когда весь смысл жизни сводится к соблюдению распорядка дня. Распорядок дня, блаженный приют отчаявшихся душ, их последняя опора! Будь трижды благословен тот, кто первым придумал жить по распорядку! Распорядок дня – гипс для надломленных душ!
С того дня Алексей начал просто жить. Точнее, жить просто, ни о чем не задумываясь, совсем как робот, запрограммированный на повторение одного и того же цикла действий. Он перестал мечтать, перестал надеяться, перестал желать и, кажется, достиг той близости к богам, о которой говорил ему Бабай. Но Алексею было все равно – близко или далеко, низко или высоко. Он даже календарь различал не по годам, месяцам и датам, а только по дням недели. Семидневный замкнутый цикл. Бесконечный семидневный цикл.
Душа пребывала в «гипсе» так долго, что едва не срослась с ним в одно окаменевшее целое. Помог случай. Случаи – они ведь не случайны, а всегда к месту. Стоматолог Глухарев заказал Алексею резное панно.
– Мне бы что-нибудь духоподъемное, а то вокруг одна тоска, – сказал заказчик. – Например, девушку на морском берегу. Или девушку с персиками. Да хоть с арбузом, лишь бы девушка была красивая и улыбалась…
Глухарев был хорошим человеком и неплохим врачом. Зубы предпочитал лечить, а не выдергивать, к заключенным относился по-человечески, без высокомерия. Алексей старался как мог и, когда лицо девушки обрело знакомые черты, вдруг понял, что неосознанно, неожиданно для себя изобразил Инну. Да как точно изобразил и как живо – даже движение головы сумел передать и улыбку сделал не застывшей, а «в процессе»! Как будто Инна услышала что-то веселое и обернулась посмотреть – кто это там шутит? Фотоаппаратом так удачно момент не поймать, как это удалось сделать Алексею.
Рука, державшая резец, дрогнула, и почти готовое панно треснуло по центру с громким резким щелчком. И одновременно что-то треснуло внутри у Алексея. Вдруг захотелось дышать полной грудью, захотелось узнать, какое сегодня число, захотелось выйти на улицу и посмотреть на небо…