Редкий тип мужчины (Ромм) - страница 101

Треснувшее панно Алексей решил оставить себе, а Глухареву сделать новое. Сразу же склеивать поостерегся, поскольку был уставшим и непонятно чем взволнованным, а такую «ювелирную» работу лучше делать на свежую голову. Зачистив края разлома наждачной шкуркой и протерев их скипидаром, Алексей положил обе половинки на полочку, предназначенную для незаконченных поделок. На следующее утро полочка была пуста. Не веря своим глазам, Алексей перерыл снизу доверху весь свой «кабинет», но пропажи так и не нашел. Спросил у уборщика (вдруг тот проявил ненужную инициативу и решил выбросить «мусор» с полки?), заглянул поочередно во все контейнеры для отходов производства, но половинок нигде не было. Украл кто-то? Зачем? Две половинки – это же не красивая вещь, а «дрова», плашки. Кому они нужны, кроме Алексея?

Около двух недель Алексей ломал голову, пытаясь найти объяснение случившемуся, но так и не нашел. Зато он очень многое вспомнил за это время и попутно сделал Глухареву другое панно, с красивой, улыбающейся, но совершенно не похожей на Инну девушкой. Инну больше никогда не пытался изобразить, даже мысли об этом не возникало. Зачем? Для того чтобы полюбоваться дорогим сердцу обликом? Закрой глаза – и любуйся. Изображения любимых отдают кощунством и безумием. Нельзя воплотить любовь в неживом материале. Изображения – дань памяти, а не любви. Но разве любовь нуждается в напоминаниях? И разве можно передать во всей красе образ, навечно запечатлевшийся в сердце? Как ни старайся, получится бледная жалкая копия.

Настойчивость – похвальное качество. Если, конечно, она проявляется там, где нужно. Там, где не нужно, настойчивость вызывает недоумение, зачастую переходящее в раздражение. У Елизаветы это раздражение превратилось в ярость.

Странный человек! (Слово «отец» было вычеркнуто из оборота, изъято из употребления, забыто, стерто – «он», «этот человек», «странный человек», хотя, если вдуматься, то он вовсе не человек, а зверь.) Как он может надеяться на восстановление отношений? Зачем он пишет эти ненужные письма? Зачем отправляет их в школу или к соседям по даче? «Лиза, тебе пришло письмо. Зайди, пожалуйста, в библиотеку к Марии Осиповне!» Ты знаешь, от кого письмо, знаешь, что все равно не станешь его читать, знаешь, что порвешь, не вскрывая конверта, но приходится идти в учительскую к противной, въедливой, любопытной до бестактности библиотекарше Марии Осиповне. А та, прежде чем отдать письмо, выразительно посмотрит на адрес отправителя и спросит елейным голоском: «Лизанька (ох, уж это противное «Лизанька» – убивать, убивать за такое!), это от папы?» Какое твое дело, старая жаба, от кого это письмо? От Кудрявцева А. А., написано же на конверте! Елизавета очень явственно, до мельчайших деталей, представляла, как Мария Осиповна пьет чай со своими заклятыми подругами – географичкой Еленой Марковной и историчкой-истеричкой Медеей Давидовной – и сплетничает про нее. «Представьте, девочки (хороши девочки – всем трем вместе уже под двести!), а Кудрявцевой-то (то, что она теперь отзывается только на Косаровицкую, Марию Осиповну не волнует) отец в школу пишет, а не домой!» «Девочки» многозначительно переглянутся и начнут строить версии, одна другой глупее. Наконец, сойдутся на своем вечном «это все неспроста»… Интересно, а не распечатывала ли тайком Мария Осиповна конверт? Не читала ли письма? С нее станется, она же ужасно любопытная! А-а, пусть! Пусть читают, пусть шепчутся за спиной, пусть смотрят с притворным сочувствием! Некоторым людям просто не везет, а некоторым совсем не везет – огромная разница. Вот у Юры Михайлова отца посадили за взятку в три миллиона. За эти деньги он кому-то обещал устроить какой-то выгодный контракт. Так на Юру никто не косится, никто за его спиной не шушукается, никто не запрещает своим детям с ним дружить… Вот такое горе случилось у человека, что ж теперь? Мамаша Дашки Пытель, запретившая своей дочери приглашать в дом «эту Кудрявцеву», против Юрки ничего не имеет. И вообще, все считают, что Юркиному отцу «не повезло» так же, как и отцу Аньки Меркуловой, который наехал на перекрестке на пешехода. А про нее никто не скажет «не повезло». Все, небось, говорят: «А-а, это та самая, чей отец изнасиловал свою секретаршу? Ну-ну! От такой нужно держаться подальше! Яблочко от яблони недалеко падает!» Какие-то обрывки разговоров Елизавете удавалось услышать (случайно, до подслушивания она никогда не опускалась), об остальном можно было догадаться по взглядам. Недаром говорится, что глаза – зеркало души. По глазам запросто можно читать мысли, нужно только сосредоточиться. У Елизаветы хорошо получалось.