Редкий тип мужчины (Ромм) - страница 102
Мало школьного унижения, так он еще и Дмитрию Константиновичу отправил письмо! Совершенно постороннему человеку! Соседство по даче, оно же ничего не значит и ни к чему не обязывает. Многие соседи между собой даже шапочно не знакомы. Зачем понадобилось напрягать попусту пожилого человека? «Елизавета, должно быть, это очень важное для вашего папы письмо…» Конверт был вскрыт, но этого и следовало ожидать, ведь письмо было отправлено Дмитрию Константиновичу. Но Дмитрий Константинович не Мария Осиповна, такие люди, как он, чужих писем читать не станут. Если он о чем и догадался, то только благодаря собственной проницательности. Но догадался, иначе бы не стал вдруг вспоминать о том, как его отец в тридцать восьмом году отказался от своего отца, деда Дмитрия Константиновича, когда того арестовали как врага народа, и как он потом об этом всю жизнь переживал, но исправить уже ничего не мог: деда Дмитрия Константиновича вскоре после ареста расстреляли. Дмитрий Константинович профессор, а не понимает простых вещей, не понимает, что нельзя подходить ко всему с одной и той же меркой. Одно дело, когда близкого тебе человека арестовали несправедливо, и совершенно другое, когда вот так…
Жуткая, жутчайшая жуть! В первые дни все это просто в голове не укладывалось! Ни у Елизаветы, ни у мамы. Это как у неизлечимо больных, объяснила Анька Меркулова. Сначала стадия отрицания (она же шоковая): нет-нет-нет, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Потом – гнев, злость на жизнь-судьбинушку за то, что это случилось именно с тобой. Дальше – торг, игра в жмурки, когда тебе кажется, что каким-то поступком ты можешь что-то изменить. Когда поймешь, что ничего изменить не в силах, впадаешь в депрессию. Анька утверждает, что в депрессию впадают все, независимо от силы воли и стойкости. Аньке можно верить, она увлекается психологией и психиатрией чуть ли не с детского сада. Классручка Елена Эльдаровна, прозванная за гадкий характер «классучкой», потеряла дар речи, когда увидела, что Анька на уроке читает не мангу и не любовный роман, а руководство по аналитической психологии. Похлопала глазами, покачала головой и даже замечание не записала, настолько впечатлилась. Ну а последняя стадия – принятие, когда ты все принимаешь, понимаешь и учишься жить дальше со своей бедой, своей проблемой.
У Елизаветы был период, когда все стадии смешались вместе. Жуткий период, удивительно, как она не сошла с ума. Годом раньше было бы легче, а тут поступок этого человека наложился на новые жизненные впечатления Елизаветы. Стоило только ее фигуре начать принимать женские очертания, как пошло-поехало. К липким, плотоядным мужским взглядам (так смотрели не только школьники, но и взрослые, солидные дядьки, украдкой, но смотрели) Елизавета привыкла быстро. Настолько привыкла, что просто их не замечала. И, разумеется, не хвасталась, как Ланка Зенчик. «Представляете, сегодня ехала в лифте с соседом – та-а-акой красавчик! – и он так на меня пялился, что дышать перестал!» Как бы не так! От душного запаха Ланкиного парфюма он дышать перестал. Она ж на себя каждое утро полфлакона выливает, не меньше! Так вот, к взглядам Елизавета привыкла, но некоторые позволяли себе большее. Дважды кто-то гладил по попе в метро, несмотря на то что рядом была мама. А одноклассник Леша Крутиков, заторможенный-замороженный тихоня, однажды зажал Елизавету в углу и начал больно мять и без того постоянно болевшие груди. При этом странно смотрел дурным, отсутствующим взглядом и громко сопел. Колотить кулаками жирного Лешу было бесполезно – не прошибешь, будто подушками со всех сторон обложился, но вот головой по носу ему Елизавета попала очень удачно. Кровь хлынула ручьем, Леша заскулил по-собачьи и убежал. А если бы он был сильнее? Спортивным, ловким? А если бы он не просто хватал за грудь, а хотел бы большего? А если бы он сначала вырубил ее ударом по голове, а потом сделал с ее бесчувственным телом все, что хотел сделать? Как бы она жила после этого? Как вообще можно жить, если над тобой надругались? Можно ли после этого уважать себя? Даже с учетом того, что сама ни в чем не виновата? Но все равно – от этого уже никогда-никогда не отмыться, этого уже не исправить, не забыть. Подлый Леша подходил потом извиняться, явно испугался, что она кому-то расскажет, но был отшит и послан туда, куда приличные люди вслух не посылают. Но таких, как Леша, только туда и стоит посылать. Интересно, что из него вырастет? Если вовремя не возьмется за ум, то вырастет то самое… Но Леше (странное или же показательное совпадение имен!) простительно – он маленький и дурак. А вот взрослым…