Инны больше нет, теперь он потерял ее окончательно. Мертвые не возвращаются. Инны больше нет… На слабеющих с каждым шагом ногах Алексей вернулся на склад, в свою каморку, опустился на табурет, обхватил голову руками и стал раскачиваться взад-вперед в такт набату. «Инны больше нет! Инны больше нет!..» Она погибла, а он даже не смог проводить ее в последний путь, положить цветы на ее могилу, не смог выразить, не смог уберечь… Были бы они вместе, так, может быть, ничего и не случилось, ведь за всем – и за проводкой, и за трубами, и за отоплением в обоих домах (в коттедже и на даче) Алексей следил внимательно. А без него, видимо, все потихоньку начало приходить в упадок… А теперь его жизнь пришла в упадок… В окончательный упадок… Или до окончательного упадка остался один шаг?
А как там Лиза? Каково ей без родителей? Теперь самым близким человеком для нее стала Инга! Это ужасно! Захотелось написать письмо дочери, поддержать, предостеречь, попытаться еще раз все объяснить. Желание было настолько сильным, настолько пронзительным, что Алексей решил не откладывать. Он смахнул со стола на пол папку с накладными и полуобработанную заготовку – крышку очередной заказанной шкатулки. Хотел просто отодвинуть, но под влиянием обуревавших его эмоций сделал это слишком резко. Вырвал из «расходной» тетради чистый лист, положил перед собой, замер на мгновение, словно в холодную воду готовился прыгнуть, и начал писать:
«Здравствуй, Лиза! Прошу тебя только об одном, чтобы ты дочитала это письмо до конца…»
Прочитав написанное, Алексей исправил несколько слов, удовлетворенно кивнул и переписал письмо дважды. Ограничиваться одним экземпляром он не собирался. Слишком велик риск того, что письмо, отправленное по домашнему адресу, может перехватить Инга. Скорее всего, всю почту просматривает она. Поэтому Алексей решил подстраховаться и отправить второе письмо на адрес школы, где училась дочь (вряд ли письма, пришедшие ученикам, отдают не им, а их родителям или опекунам), а третье в дачный поселок на имя Ларинского Дмитрия Константиновича. Отправил бы на домашний московский адрес, да не знал его, а перезванивать и спрашивать было неудобно и невозможно. Начальник отряда сделал исключение, которое вряд ли захочет превращать в правило. Да и Дмитрий Константинович может заявить о нежелании служить «почтовым ящиком», даже однократно. Нет, лучше уж так, лучше поставить перед фактом. Интеллигентные люди (а Дмитрий Константинович был интеллигентным человеком) не выбросят письмо, которое заключенный написал своей дочери и решил передать окольным путем, через посторонних, в сущности, людей. Поймут, что для этого есть причины. А если захотят, могут прочесть письмо. Чем больше людей будет знать правду, тем лучше. Другой вопрос – поверят ли они правде, но это не столь важно. Главное, чтобы передали письмо.