На счастье, у меня в то время была хлебная работа. Мой старый нижневартовский знакомый Витя Сергеев работал в ту пору руководителем в совместном российско-британском предприятии, офис которого находился в нескольких кварталах от моего Безбожного переулка. У них было в Коми республике, рядом с городом Печорой месторождение с нефтью, застывающей уже при плюс тридцати. Так называемая тиксотропия, структурная вязкость, при которой нефть движется, но если остановится — так уже трубу не запустишь, нефть с места не сдвинешь. Вот они неплохо платили мне за решение этой задачи. Сначала-то я принанял докторшу наук из ВНИИ НП, специалиста по присадкам, привез ей пробы нефти из Печоры. Она свою работу сделала, но оказалось, что присадки позволяют снизить допустимую температуру только градусов на пятнадцать. Этого было мало, надо было искать другие пути, например, гидравлические. Я и решил привлечь Володю к работе. Ну, он лежит, но считать-то может, мозги работают, это хорошо видно! Привез ему калькулятор с двумя памятями, пару общих тетрадей, набор авторучек.
В конце-концов задачу мы решили. Получалось так, что сдвинуть с места многокилометровую пробку не хватает давления. Но если пробка разбита на множество, между которыми пузыри газа, то каждая пробка сдвигается отдельно, дело идет постепенно и перепад давления нужен не такой уж большой. Надо иметь такие пузыри, но тут уже помогает профиль местности, да, в случае необходимости можно заранее выполнить нужный профиль трубы с вертикальными изгибами. Надо только транспортировать эту нефть вместе с нефтяным газом от скважины до точки смешения с более легкой. Володя сделал изящную, как всегда, матмодель и все просчитал. При каждом приезде в ЦКБ я привозил ему фрукты, какой-нибудь другой харч небольничного характера и то, что он просил купить в городе. А забирал листочки с выкладками для отчета. К сожалению, дело до внедрения не дошло, потому, что британская фирма, повозившись в Коми, поняла, что в России каши не сваришь и прикрыла дело. Остался на память патент с нашими именами, который я оформил уже после его смерти. Но и на моем договоре Вова заработал пару тысяч долларов, что вполне оплатило все его лекарства и другие московские расходы.
Он, как казалось, пошел на поправку и мы прощались с ним, уверенные в скорой встрече. Мы-то с женой уезжали в давно запланированный отпуск за границу, на целый месяц в Израиль и Грецию. Но когда мы вернулись, оказалось, что его уже нет. Мы опоздали на несколько дней. Приезжала Лиля, забрала его тело, хотела, говорят, со мной встретиться, но вот не сошлось. Для меня это было большим ударом, мы были знакомы и сотрудничали уже почти девятнадцать лет, он стал одним из самых моих близких друзей. Но что тут сделаешь! Мне говорят, что незадолго до смерти он говорил по телефону со своей сотрудницей и ученицей Валей, неожиданно просил прощения за «свой тяжелый характер». Значит — чувствовал близость итога. Но я-то не знал!