После ужина, убрав за собой со стола. Андрей не торопясь мыл посуду, стараясь быть на ногах как минимум минут пятнадцать, чтобы не располнеть, потом проходил в зал, включал болгарский торшер и, усаживаясь в кресло, брался за газеты. Времени на них обычно уходило немного и, быстренько пробежав глазами основные новости, Андрей перебирался на свое любимое место — на диван, чтобы почитать очередную книжную новинку. Иногда, посмотрев на телевизор, вспоминал про футбол и звал дочь.
— Светланк, включи телек. Футбол начался.
Позабыв о недавней обиде на отца, дочь стремглав влетала в зал, спрашивая:
— На какой программе футбол, пап?
— На второй.
Когда на экране начинало сочно зеленеть футбольное поле, дочь снова уходила к себе, а Андрей думал: все-таки это очень хорошо, когда есть к кому обратиться с простой человеческой просьбой. Ну хоть, например, включить телевизор. Через некоторое время он задремывал. Но в последнее время, что немало удивляло Светланку, время от времени заглядывавшую проверить, не уснул ли отец, она редко заставала его спящим. Подперев и обхватив лицо ладонями, Андрей только силился наблюдать за происходящим на экране, а думы его были далеко не о футболе. Вроде вот только что, на работе, в нем в очередной раз утвердилось решение уехать, а дома от этого решения не оставалось и следа. И Андрей со смешанным чувством досады и облегчения думал о том, что не только никуда не уедет, но и не сдвинется ни на шаг со своего любимого места. И ничего тут не поделаешь: ему нравилось дома. В квартире, в обстановке, на приобретение которой они с Анной потратили немало средств и потребовались годы, теперь он видел своего главного врага. «Неужели, — негодовал он, сердито осматриваясь вокруг, — эта стенка, за которой охотились три года, книги, цветной телевизор, купленный еще в кредит, люстра из хрусталя, палас, напоминающий газон из западного фильма, диван — самое удобное место для отдыха, — неужели все это важнее, чем то, что меня ожидает за тысячу километров?» Вряд ли, говорил он себе. И в то же время внутренний голос ему подсказывал, что и эта окружающая его обстановка — фактор, и еще какой! Так просто от него не отмахнешься. И все-таки это не главное. Без всех этих, хотя и необходимых, престижных атрибутов, он понимал, прожить можно. Тогда в чем же дело? Бери расчет, объясняйся с женой, проси прощения у своей кровинушки — дочери — за то, что ты оказался плохим отцом, и лети как на крыльях к Полине. Двоих Лопатьевых, давно твоих, теперь, как ненужных, бросай — и мчись туда, где пока еще нет для тебя такого любимого места отдыха, как этот диван, нет такой шикарной стенки с книгами, необходимыми тебе для работы и жизни. Но разве это главное! Разве без этого нельзя прожить? Можно, конечно, можно. Но, видимо, есть что-то и более важное.