.
Респонденты анкеты 1907 г. преуменьшали влияние на крестьян агитации революционных партий, но подчеркивали, что лидерство на местах часто переходило к крестьянам с опытом жизни и контактами за пределами данной местности, например с городскими рабочими или армейскими рекрутами. Однако Робинсон указывает:
Практика временного отходничества в города ради денежных заработков была намного более распространена, и этот специфический вид возможности массового контакта с городскими идеями был поэтому более широко распространен в деревнях к северу от границы леса и степи, чем в расположенных к югу от нее, тогда как экономическое положение крестьян было в целом более трудным в губерниях, лежащих широкой полосой вдоль и ниже этой границы; и… с некоторыми исключениями, не к северу от этой границы, а к югу от нее имели место наиболее серьезные аграрные беспорядки этого революционного периода>[410].
Более того, Робинсон утверждает, что, «вероятно, не является чистым совпадением и то, что среди двадцати губерний, в которых помещики понесли самые тяжелые потери во время беспорядков осени 1905 г., шестнадцать демонстрируют преобладание передельного землевладения над наследственным владением землей отдельных крестьянских домохозяйств»>[411]. Наконец, Перри утверждает, что «в большинстве случаев крестьяне участвовали в движении всей деревней или общиной»>[412]и что во имя традиционного «трудового принципа» равного доступа к земле для всех семей, которые ее обрабатывали, крестьянские общины часто атаковали богатых крестьян с отдельными индивидуальными хозяйствами, так же как и поместья дворян>[413].
Из всего этого следует заключить, что самые глубинные импульсы аграрных бунтов в 1905–1907 гг. исходили от обедневших крестьянских общин центральных губерний Европейской части России. Главным «поводом» для бунта были экономические трудности и временные возможности, предоставленные русско-японской войной. Вполне традиционные идеи и формы общинной солидарности придавали этой борьбе определенные формы: «организационная основа крестьянской революции изготавливалась, так сказать, по деревенским лекалам»>[414].
Несомненно, именно такими были выводы, к которым пришли царские власти. Затрещавший от революции 1905 г., царский режим отказался от своей политики поддержки крестьянской общины. Он предпринял так называемые столыпинские реформы, чтобы способствовать переходу от передельного землевладения к частной собственности, облегчить продажу земли бедными крестьянами и покупку ее богатыми. Между 1906 и 1917 гг. эти меры, в тандеме с общим экономическим развитием, помогли несколько сгладить проблему аграрного застоя, способствовали постоянной миграции в городские промышленные зоны и усилили экономическую дифференциацию и индивидуализм в деревне. Но все же с 1905 до 1917 г. только 1/10 всех крестьянских семей переселилась на консолидированные индивидуальные хутора